Красноармейцы - [15]

На одном из привалов вызвал меня в числе других пятнадцати человек командир полка и приказал, опередив полк, заготовить помещения для большого последнего привала в селе Карачарове, под Москвой. И вот пятнадцать человек форсированным маршем двинулись к селу Карачарову. За три часа мы покрыли восемнадцать километров.

В селе начали стучать мы в ставни крестьянских изб. В окнах показались заспанные физиономии. С некоторыми, особенно кулаками, начинались долгие разговоры, но в большинстве сами крестьяне без споров давали сеновалы, сараи, избы для отдыха бойцов.

— Для вас же учимся. Защищать вас будем, — объясняли мы им.

— Знаем, братишки. Нешто мы не понимаем.

Через час с лишним пришел полк и расположился на последний привал. А к вечеру того же дня из города в лагерь двигались мы к нашим палаткам… И когда показались палатки, несмотря на огромную усталость, радостно и громко запели мы нашу походную песню. В эту ночь палатки наши казались нам верхом уюта, удобства и даже роскоши.

Чемпионат

Во всех ротах — возбуждение. Все роты готовятся к конкурсам. Конкурс на скорость надевания противогазов и разборку затвора и пулеметных замков. Конкурс на лучшего плясуна. Конкурс на лучшего гармониста. Много их… И на каждый выдвигаются специалисты.

На ротных конкурсах как бы тренировались. В одном углу разливается «барыней» гармошка и лихо отплясывает ротный «чемпион», в другом — группа сосредоточенно следит по часам, во сколько секунд идет надевание противогазов. Зрители волнуются, кажется, больше выступающих.

Наконец настал день полкового конкурса. Здесь будет выбираться лучший из лучших.

Пришли со своими гармошками, затворами, противогазами. «Кандидаты» в чемпионы охраняются целой свитой своих товарищей. Шутка ли — идет борьба за честь роты.

— На-ачи-най….

Вмиг противогаз на голове. Летят молниеносно части затвора. Счет идет на секунды. Вот один засыпался со шнурком. Другой собрал быстрее всех, да… боевая личинка ссыпалась[13]. Аудитория аплодирует, волнуется, переживает каждое движение…

Конец… Победитель — курсант полкшколы Степанов. Результат — надел противогаз, разобрал и собрал затвор и снял противогаз в одну минуту одиннадцать секунд.

Полковой чемпион, завоевавший приз, гордо сходит со сцены под общие рукоплескания.

А на сцене уже гармонисты. Один сменяет другого. Весело смеется гармонь. И вместе с ней в улыбку расплываются лица красноармейцев. Некоторых гармонистов неодобрительно провожают со сцены. Но дружно рукоплещут представителю артиллерийского дивизиона, мастерски играющему и походные и плясовые песни. Он — «чемпион».

Под его гармонь выходят плясуны, отчеканивают невиданные коленца. Пляшут и на ногах и на руках, честно заслуживая звание первого плясуна. Первый, как всегда, Тюрин.

Конец конкурсам. Уходят чемпионы к себе в роты героями дня, поддержавшими ротную честь.

Ночная тревога

Кажется, особенно крепко спали в эту ночь. Вдруг ночную тишину прорезали тревожные звуки рожка.

— Ту-ру-ру-ру-ру-ру…

— В ружье!.. — закричал дежурный.

И тревога слышалась в его голосе.

— В ружье!.. Тревога!.. — крикнул дневальный еще тревожнее, и вмиг лопнула ночная тишина. Тревожный шум расколол ее и проник в палатки.

И вмиг тревожное слово обошло весь лагерь:

— В ружье!!!

По первой линейке от дежурного к дежурному пошло это слово. Весь лагерь бурлил уже, шумел и торопился. Через две минуты на переднюю линейку стали выскакивать отдельные бойцы, в полном вооружении, с винтовкой в руках. А через четыре минуты весь полк в полной походной форме выходил в лагерные ворота.

Из соседних ворот показывались головы других полковых колонн. Дребезжали тачанки с пулеметами, грозно щетинились ряды штыков, громыхали пушки и зарядные ящики.

По одному догоняли полк опоздавшие бойцы. Пошли по шоссе к лесу. В рядах — шушуканье.

Шепот прекратился, когда на лугу у трибуны комполка скомандовал: «Смирно!» Он выехал на лошади перед фронтом и поднял руку. Утих полк…

— Товарищи, тревога была учебной. Мы хотели посмотреть, как быстро приведете вы себя в порядок. В среднем полк вышел в четыре минуты.

Это неплохо…

Но в дальнейшем надо собираться еще быстрее… Спасибо за службу…

— Служим народу! — дружно рявкнул полк. И сразу спало волнение и нервное возбуждение.

Вот тебе и академия горит! — насмехались над Дыркиным ребята.

— Насчет академии — не знаю, — сказал Федька Чернов, — а вот кому-нибудь нагорит — это действительно.

И впрямь, командиры взводов ходили уже по взводам и осматривали, кто что из снаряжения забыл захватить. Воды во флягах не было у четверти школы. Кто забыл топор захватить, кто противогаз, кто в суматохе штаны задом наперед надел… Ералашу было много.

— Н-да, — сказал начальник школы. — Вот тебе и «служим народу».

Ну, это на первый раз. В будущем за такие вещи буду греть.

Досыпать ночь было почти невозможно. То из той, из другой палатки слышались взрывы хохота. У нас в палатке Цильский был до того ошеломлен, что выбежал на тревогу без порток. Гостинницев взял первые попавшиеся вещи: мой топор, шинель Капернаута, противогаз Чернова и до того перепутал их, что всем нам пришлось обменяться снаряжением. Неливцев со сна доказывал, что он освобожден от тревоги по болезни. Капернаут совсем потерял голову: при крике «в ружье» он совсем забыл, что он отделком, надел скатку, не распустив шинели, и долго копался под нарами, почему-то там именно отыскивал свой противогаз. Потом он выбежал после всех и долго искал свой взвод и свое отделение…