Красноармеец Горшечников - [35]

Горшечников захлопал глазами.

- Ты Закону Божьему в гимназии учился? - вздохнул Чернецкий.

- Учился, - кивнул Гарька.

- Про содомский грех знаешь?

- Это когда жители Содома и Гоморры на ангелов напали, - кивнул Гарька.

- Это когда естественное употребление женского полу заменяют на противоестественное мужского, - наставительно сказал Серафим. - Полицейский врач осмотрел труп офицера, которого Север укокошил, и нашёл, что того как раз и употребили.

- А как же… Серафим, а как это может быть? Ну, я хочу сказать - куда? Ведь некуда же.

Чернецкий поперхнулся и замахал на Гарьку руками.

- Ну тебя, Горшечников! Ещё не хватало, чтобы я тебе технику объяснял. Всё равно пробовать не станешь. Неправда это, понял? Однополчане убитого решили прикрыть срам своего товарища, известного содомита, на нашего князька заодно и этот грех повесили. Почитай, - он бросил на стол сложенный вчетверо листок. - Злоклятов-младший потерял, когда выбирался на волю.

* * *

Гарька взял письмо.

«С годами дьявольские наклонности молодого разбойника развились и получили логическое завершение: на каторге он сошёлся с большевиками, принял их учение, затем бежал и жил по фальшивым документам какого-то несчастного, без сомнения, погибшего от рук самого Салазариани или его помощников. Под тем же фальшивым именем он сражался на германском фронте. Я слышал, что при этом он проявил большую отвагу. Не сомневаюсь, впрочем, что первоочередною его целью было проведение пропаганды. Когда мы встретились, он был уверен, что я не знаю его подлинного имени и признаю его, как соратника по оружию. Ныне он подался в комиссары. Вот из таких людей и состоит большевистская партия!»

- Опять чужие письма читаешь?

Гарька вздрогнул. Снейп вынул письмо из его руки.

- Мне Серафим дал.

- Ну и что? - беззаботно пожал плечами Чернецкий. - Ничего особенного там не написано.

Лютиков покачала головой, взял письмо и спрятал его в нагрудный карман.

Георгина внесла самовар.

- Выходим завтра? - уточнил Серафим и широким жестом поставил на стол темную пузатую бутылку. - Коньяк французский. А это, Ромуальд, поделишь с Георгиной - шоколад швейцарский.

Лютиков страдальчески поморщился.

- Наградили же имечком, - проворчал он. - А кстати, об именах. Всё хочу спросить, Север, почему тебя Маголова Блондином называет?

- Привыкла за годы партийной работы. Сразу после побега я перекрасился в блондина, - комиссар смущённо покашлял. - Патентованная краска «Холлендер»… потом пришлось голову побрить, а то смех смехом - корни чёрные, концы белые, хоть в зоосад устраивайся, зеброй работать. Так и стали называть, вроде в шутку.

Серафим разлил коньяк.

- Клопами пахнет, - принюхался Гарька.

- Пей, разборчивый! - Серафим подлил себе и Северу.

- Признавайся, откуда взял? - комиссар покачал стакан, наслаждаясь клопиным запахом.

«Сейчас носом потянет - и вынюхает всё до дна!» - Гарька хихикнул и сделал глоток. Жидкий огонь прокатился по языку, выстелил бархатом желудок.

- Где взял, там нету, - бодро ответил Чернецкий.

- Опять к товарищам спиной поворачиваешься, шляхтич? - спросил комиссар, пока ещё добродушно.

- К тебе, князинька, спиной поворачиваться опасно, - закуражился Чернецкий. - Оглянуться не успеешь, как в койке окажешься. Вмиг за жопу возьмешь.

Снейп допил коньяк, поднялся и деловито хрястнул Серафима промеж глаз.

- Сука, - прохрипел Чернецкий, поднимаясь. - Зачем сразу в рожу-то?

- Нечего меня срамить, - огрызнулся Север.

- Ах, какие мы нежные, - Серафим дёрнул плечом. Капли крови падали из носа, пятная белый подворотничок.

- Погремел бы кандалами за это самое, поглядел бы я на тебя.

- Не каждому так свезёт, - развеселился неуёмный Чернецкий.

- Ты, Серафим, для себя реши, большевик ты или деклассированный элемент, - увещевал Чернецкого Лютиков, прикладывая ему ко лбу тряпку, смоченную ледяной водой.

- Я - царь природы и гражданин мира!

- Тогда самое тебе место на свалке истории, - мстительно сказал Снейп. - В нашем обществе с царями покончено раз и навсегда. Ты последний остался.

- Как дети, - покачала головой Георгина.

Север обернулся к ней, складывая губы в вежливую улыбку.

- Товарищ Грамматикова! Могу я узнать, что вы забыли в обществе столь ненадёжного человека, как я?

- Что? - воззрилась на него Георгина.

- Разве не вы следили за мной, надеясь, что я шпион?

Георгина беспомощно огляделась.

- Так, я пошёл, - Чернецкий направился к двери, прижимая мокрую тряпку к носу.

Комиссар удержал его.

- Нет, это товарищ Грамматикова нас покидает.

- Я…

- Покидает нас и перемещается к своим политически безупречным товарищам, - глаза Снейпа вспыхнули, как угли.

- Север… - попытался остановить его Лютиков.

- Я тоже не люблю предателей, - безжалостно закончил комиссар и отвернулся.

Бледная Георгина вскинула голову и чётким шагом вышла за дверь.

- Это же я шпионил, - сказал Гарька. - Она вовсе не виновата! Товарищ комиссар! Это жестоко.

- Нельзя так с девушками обращаться, - поддержал его Лютиков.

Комиссар отвернулся, делая безразличное лицо.

Серафим разлил остатки коньяка, отвёл с лица богатый чуб.

- За прекрасный пол, - провозгласил он. - Не в верности их сила, брат.