Красно солнышко - [15]

Шрифт
Интервал


На этом дневник Мишки Башарина закончился. Венька снова перелистал страницы, хотел еще почитать, но вдруг услышал шорох. В проеме колокольни показалась рыжая голова Вальки Чебыкина.

— Ага! Испугался?

Венька сгреб узелок и сунул его под рубашку. Одна из медалей выпала, но Венька быстро подобрал ее.

— Подумаешь, — сказал Валька, поднимаясь на настил. — Невидаль. Медалька… у моего отца их навалом.

— Испугался, испугался! — закричала Галинка, тоже вылезая из проема.



— Ты-то откуда взялась? — искренне удивился Валька.

Венька, крепко прижимая узелок и берестяной туес к груди, обошел своего друга, плечом оттолкнул Галинку и нырнул в проем.

— Невидаль, — повторил Валька. — Я их, медалей, сколько хочешь могу достать…

Галинка подошла к краю колокольни. Она видела, как Венька вышел из церкви, оглянулся несколько раз и скрылся в густых зарослях малинника.

— Валька, — задумчиво произнесла девочка. — А он испугался…

— Испугался он здорово, — подходя к Галинке, подтвердил Валька. — С чего бы?

— Вот именно, с чего?

Далеко на лугу медленно двигался комбайн. Возле речки неторопливо шло стадо коров. Вспорхнули голуби и заметались под куполом колокольни.


Глава пятая

КОЛЯ ОДНОРУКИЙ

Да неужели Коля Однорукий предатель?! На деревне Николая Павловича Давыдова звали Одноруким не только взрослые, но и дети. Он не обижался. И вообще Коля был добрый человек. К примеру, однажды он собрал всех деревенских ребятишек, посадил в автобус и повез в городской музей. И за билеты из своего кармана выложил, туда и обратно. И умелец он был хороший, каких поискать: одной рукой лепил из глины, а потом расписывал диковинных зверей. И не торговал ими — нет, дарил. В каждой избе стоят на комодах его яркие поделки, радуют глаз. Не может быть! И все-таки именно о Коле Одноруком была последняя запись в Мишкином дневнике. Показал ли он фотографию Савраскина Коле?

Примерно так размышлял Венька Захаров, лежа на берегу Стриги. Уйдя далеко от деревни, в укромном месте под высокими соснами, где его не могла потревожить ни одна живая душа, он еще раз перечитал дневник, уже внимательно вглядываясь в ровный Мишкин почерк, раздумывая над каждой записью и словно переносясь в то далекое, неизвестное ему время. Что случилось с Мишкой? А если он не утонул? Если его утопили? Кто? Конечно же, тот, кому он показал фотографию! И быть может, предатель тот самый человек, что стоял в церкви и молился. Мать не узнала его, но Мишка-то, после того как он спустился с колокольни, наверняка узнал, а наутро показал ему фотографию. Неужели Коля Однорукий? Веньке сделалось жутко от такой мысли, он поднялся и пошел к деревне.

У околицы его встретил Индус и, радостно взлаивая, бросился к хозяину.

— Где ты был? — бормотал Венька, обнимая щенка. — Где был? С тобой бы они не подошли. Где ты был?

Под «ними» Венька подразумевал Вальку Чебыкина и Галинку, справедливо беспокоясь, как бы они что-нибудь не заподозрили. Теперь-то уж он не имел никакого права делиться тайной Мишки Башарина, теперь он, Венька Захаров, доведет дело, начатое Мишкой, до конца, он найдет предателя, чего бы это ему ни стоило, отомстит за расстрелянных под Лугой наших солдат, за Степана Ивановича, за Савраскина, за Мишку. И казалось Веньке, что он стал в этот день намного старше. Да так оно и было на самом деле.

Домой Венька сразу не пошел, а повернул к клубу, к Сене-библиотекарю. Он не видел, как из-за берез наблюдали за ним Валька и Галинка. Когда Венька скрылся за дверью, Валька вопросительно посмотрел на девочку.

— А теперь что будем делать?

— «Что, что»! — передразнила Галинка. — Надо подумать.

Индус, улегшийся было возле клубного крыльца, приподнялся и навострил уши.

— У тебя что-нибудь вкусное есть? — спросила Галинка.

— Откуда? — уныло ответил Валька. — Я бы и сам…

— Беги домой и принеси.

— Командирша какая! Сама беги.

— Ладно, — согласилась девочка. — Сбегаю. А ты следи. Не уходи.

Валька отвернулся, чтобы хоть чем-нибудь показать свое презрение к девчонке. Раскомандовалась! Беги туда, иди сюда. Целый день бегали, Веньку искали. Ноги как свинцовые. И где он пропадал? Только недавно приметили — шел из Ширинского бора. Что он там делал? Не хотелось Вальке связываться с девчонкой, но пришлось: грызла его обида на лучшего друга. Галинка знала все тайные места, даже в подземный ход повела, который, по мнению Вальки, знал он да Венька. Без Галинки Валька давно бы плюнул на всю эту историю: не хочет поделиться друг своей тайной — и не надо. Но Галинка уверила его в том, что Венька каким-то образом открыл секрет бесценного клада, который вот уже сотни лет лежит в земле у деревни Студеной.

Слух о кладе появился недавно, года два назад. Приехал из города седенький старичок, весь день пробродил возле церкви, бормотал что-то про себя, заглядывал в книжечку, и естественно, что им заинтересовался Мирон Евсеич. Старичок и рассказал, что он имеет данные, будто где-то здесь, у церкви, захоронен клад с драгоценностями. Захоронил клад предводитель польского отряда еще во времена Лжедимитриев. С награбленным добром поляки бежали на север. Многие погибли от холодов, многих перебили крестьяне, но вот он, старичок, будучи в этих местах еще в гражданскую войну, услышал историю о драгоценностях от беглого старика монаха и решил наконец-то приехать в Студеную. Мирон Евсеич спросил, почему, мол, так долго молчал старичок, но тот ответил, что как раз наоборот, он не молчал, несколько раз обращался к работникам городского музея и даже писал в Москву, но никто ему не поверил. Надо сказать, что и жители Студеной не поверили. Поверил старичку один Сеня-библиотекарь. Он подробно начал расспрашивать старичка и узнал, что клад лежит под большими кедрами, в пятистах шагах от церкви. Тут засомневался в истинности клада и Сеня, потому что кедров даже столетний дед Григорий не помнил. «Не было никаких кедров, — повторял дед. — Сосны были. Это верно. А о кедрах не слыхал». — «А сосны где?» — «Их еще при царе Николке спилили. В японскую. Ох и сосны были! Под небо! В два обхвата. Две лошади одно дерево везли». — «И в каком же месте они росли?» — не отставал Сеня. Дед Григорий указал место, где стояли сосны, и Сеня начал раскопки. Дня три покопал с ним и старичок, а потом уехал. Работал Сеня не покладая рук целое лето, мозоли набил такие, что, на удивление всем, тушил папиросы о ладонь и при этом даже посмеивался. Быть может, Сеня перевернул бы всю землю возле церкви, по его остановил председатель колхоза. «Эх, Семен, Семен, — сказал председатель, глядя на потного библиотекаря. — Сколько земли-то перепахал… Куда там бульдозеру! А у меня поля непаханые». Сеня застеснялся, и больше его за храмом не видели.


Еще от автора Борис Николаевич Шустров
Белые кони

В новую книгу московского прозаика Бориса Шустрова включены повести и рассказы, действие которых происходит в деревне, в городе, на комсомольских стройках. Герои его произведений живут и трудятся в условиях, когда приходится решать вопросы высоких нравственных категорий.


Рекомендуем почитать
Белая земля. Повесть

Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.).  В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.


В плену у белополяков

Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.


Признание в ненависти и любви

Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.


Героические рассказы

Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.