Красная волчица - [30]

— Иди играй.

Следом за Сережкой вышел, из амбара и Максим. Яркий свет ударил ему в глаза, Максим зажмурился, постоял несколько секунд, осторожно открыл глаза. Вдали величественно синел хребет Орлиный. Спокойно гнала свои воды Каменка, над волнами метались чайки. На берегу с удочками сидели ребята.

— Рано ли, поздно, а надо кончать, — решительно тряхнул головой Максим и направился к дому Вороновых.

У дверей Максим перевел дух и вошел в прихожую. Из кути вышла Мария Семеновна, остановилась, вытерла руки о фартук.

— Василий где? — не здороваясь, спросил Максим.

— В комнате. Да ты проходи. Он поправляется.

Максим вошел в комнату и остановился у двери. Василий лежал на кровати с полузакрытыми глазами. На матовом лице выделялись черные брови, сросшиеся на переносице. Брови дрогнули, глаза открылись, у уголка рта родилась улыбка.

— Максим… Проходи.

Максим стоял. Его взгляд упал на бердану. Максим взял ее, загнал патрон в ствол и подал ружье Василию.

— За то, что бросил тебя в беде, Василий, прости. Сам не знаю, как получилось. Не был я никогда трусом, ты это знаешь. А теперь стреляй. — Максим дрожащими руками расстегнул ворот рубахи. — Стреляй! Сними с меня позор!

Василий убрал ружье к стене.

— Нет у меня зла на тебя.

— Пожалей, Вася, убей. Не враг я тебе.

— Не дури, Максим.

Вбежал запыхавшийся Захар Данилович, увидел ружье, метнулся к кровати, встал между парнями.

— Сукины вы дети, да что вы делаете? — загремел он не своим голосом. — Мало еще вам крови, седых волос и слез матерей. — Захар Данилович схватил ружье, хлопнул выстрел. Пуля пробила спинку кровати и воткнулась в стену. Захар Данилович выбросил ружье в окно. — Супонью бы вас отходить..

На выстрел вбежала Мария Семеновна, глаза испуганные, растерянные, увидела, что все живые, за сердце схватилась.

— Варнаки, да вы всех в могилу вгоните. Вон отсюда! — взревел Захар Данилович на Максима.

Максим вышел. Навстречу попал дед Корней. Максим поздоровался. Дед посмотрел на него выцветшими глазами, пошамкал беззубым ртом и засеменил к своему дому.

Горько Максиму. Чужим и ненужным он стал среди людей. И вдруг ему захотелось жить, видеть вот это солнце, слышать, как щебечут птицы, — как плещутся волны. Пришел он домой и стал собираться в дорогу.

— Ты куда, Максимушка? — дрогнувшим голосом спросила мать.

— Сам не знаю.

Поздно ночью, простившись только с матерью, он вышел из дома.

Когда Сема пришел в сельсовет, все члены партийно-комсомольской ячейки были уже в сборе. За столом сидел Степан, перед ним лежал лист бумаги. Степан косился на него и грыз карандаш. У окна стояли Поморов и Дмитрий, дымили самокрутками и о чем-то разговаривали. У стены на скамейке сидела Надя.

— Добрый вечер, — поздоровался Сема и сел возле Нади.

— Что опоздал? — спросил Степан.

— Косолапый припутал. Страху натерпелся, не дай бог никому. Сердце до сих пор выпрыгнуть хочет. — Сема бросил на Степана плутоватый взгляд.

— Как это? — спросил Степан.

— Рыбачил. Поймал девять щук. Возвращаюсь. Вспомнил, что отец велел елку мха для утепления стен приплавить.

У тальцов причалил к берегу. Через час выхожу из леса, а в лодке медведь хозяйничает. Я за дерево: ружье-то в лодке оставил.

Медведь берет щуку и через себя — на берег. Выбросил штук пять и пошел. Хвать, а щук-то в траве нет. Почесал за ухом, в воду глянул. Куда бы они могли деваться?

Делать нечего, полез в лодку. Выбросил еще две щуки. Опять та же история. Рыбины точно сквозь землю проваливаются. И меня любопытство разобрало. Только понять ничего не могу: трава густая, высокая.

Сема достал кисет и стал закуривать.

— Что дальше-то? — не вытерпел Дмитрий.

— Да что, медведь пошел в лодку, выкинул последние рыбины, и они исчезли. Топчется Мишка, рычит от злости, потом взял ружье из лодки и притаился за камнем.

— Вот страх-то, — вырвалось у Нади.

Все засмеялись. А Сема продолжал:

— Лежит он за камнем час, другой, а я пошелохнуться боюсь: ружье-то картечью заряжено. Ноги у меня как деревянные, вот-вот упаду. Думаю, постою еще немного да с жизнью прощаться надо. А тут про собрание вспомнил, заскребло на душе.

Чувствую, падать начинаю, дерево от меня отходит, и вижу; недалеко от косолапого трава зашевелилась и из-за кустов лисица выходит, облизалась, сытно рыгнула и говорит: «Михаил Иванович, совесть имей. Из-за тебя Семен Дормидонтович на собрание опаздывает. Степан за это с него три шкуры сдерет».

Степан ошеломленный, молча смотрел на Сему, потом хотел огреть матом, но, взглянув на Надю, вовремя спохватился.

— Ты, Сема, со своими дормидонтками выговор схлопочешь, это я тебе точно говорю. И прошу мне не разлагать дисциплину.

Все засмеялись. Не выдержал и Степан.

— Это хорошо. — Поморов улыбался. — Только от кого лиса про собрание узнала?

— Я вот тоже об этом думаю, — ответил Сема.

— Ну вас к черту, — отмахнулся Степан.

— Степан, говорят, ты Ятоку вызывал к себе, воспитывал, — с еле уловимой издевкой спросил Дмитрий.

— Вызывал.

— И как потолковали?

Степан усмехнулся и стал рассказывать;

— Вызываю и спрашиваю: «Когда ты свое колдовство бросишь? Такая молодая девушка и чепухой занимаешься. Бабам мозги туманишь». Конечно, разговариваю с ней вежливо.