Красная волчица - [168]

А с первой почтой Димке, Андрейке и Вадиму из военкомата принесли повестки — их призывали в армию. Бабы с удивлением посматривали на парней: надо же, выросли, уже солдаты.

— Господи, как же мы без вас-то жить будем? — вздыхали бабы.

— Ничего, скоро фронтовики вернутся.

Димка со Славкой ушли на охоту на рассвете, возвращались домой к вечеру — несли уток на проводины. Славка шел хмурый, задумчивый.

— Ты что эго голову повесил? — спросил Димка,

— Как подумаю, что без вас в тайгу идти придется, тошно становится.

— Папка вернется, поедете в город. Учиться будешь.

— А тайга?

— Тайга от тебя не уйдет. Я отслужу, университет закончу, каждую осень будем сюда приезжать на охоту. Просись у отца, чтобы он тебя в экспедицию с собой брал.

— Думаешь, возьмет?

— Возьмет.

— Я немного побаиваюсь его.

— Чудак ты, Славка. Он же таежник.

— А куда же Чилима с Дымком денем в городе?

— У отца лесники знакомые есть, К ним пристроите.

— Как же с Анютой быть?

— Вот этого я, паря, не знаю. Без нее тетя Глаша с ума сойдет.

— Это верно.

— Ты, Слава, Кузьмичу пиши письма, не забывай старика. Он обещал карабин на тебя переписать.

— Ладно. А к вам приехать можно будет?

— Мы будем служить на заставе, где погиб Сергей Круглов. Я узнаю у командования и сообщу тебе.

Ятока с раннего утра суетилась по дому: вечером люди придут на Димкины проводины. Когда она теперь с ним свидится?

А на крыльце тетя Глаша с Семеновной разговаривали. Анюта с Машей играли под навесом.

— Васю по ранению домой отпустили. А Дима завтра уезжает. Разминется с отцом-то, — печалилась Семеновна.

— Может, в Карске встретятся, — успокаивала подругу тетя Глаша. — Мой-то Ганя в отпуск отпросился. По всей ночи уснуть не могу. Все печалюсь, как бы не передумали начальники.

— Почему передумают? Война-то, поди, кончилась. Можно теперь и матерей попроведовать.

Из-за хребта вынырнул самолет, сделал круг и приземлялся в поскотине.

— Это какой самолет-то? — спросила Семеновна.

— Почтовый, старуня. Сегодня как раз его срок.

— От Степана Сергеевича что-то давно вестей нет.

— Че писать-то. Домой, поди, торопится.

— Наказывал дождать его.

Тетя Глаша с удивлением посмотрела на Семеновну.

— Ты уж, девонька, не помирать ли собралась?

— Сколь жить-то? Пора и честь знать. Что-то в груди болит. И ослабела вся.

— Ты не дури, старуня. Я как без тебя-то тут буду? Мне надо Анюту на ноги поставить. А тебе внука дождаться из армии.

— Нет, матушка, мне уж не дотянуть до того времени, — в голосе Семеновны была тоска. — А ты приходи ко мне на могилку. Да про все рассказывай. А то тебе все недосуг, все куда-то торопишься, лишнего слова от тебя не дождешься.

— Че я лишние-то слова молоть буду? — обиделась тетя Глаша.

А по угору неторопливо шли Василий — полковник и Ганя — генерал. Они встретились в Карске и не успели словом обмолвиться.

— Не верится, Ганя, что добрались до родной земли.

— Я последнее время каждую ночь во сне мать видел. Здорова ли?

— Димка писал, что здорова.

— Твой Димка вроде бы за командира был.

— Какой из него командир. Поди, без матери в лес-то шагнуть боится.

— Увидим. А ты теперь куда?

— Еду в институт. Назначен деканом факультета охотоведения. А ты надолго?

— С неделю пробуду. Нашу часть уже перекинули в Забайкалье, поближе к японской границе. Да и пехота-матушка двигает туда же.

— Значит, не разойтись с самураями?

— Не разойтись.

Василий остановился напротив своего дома.

— Зайдем к нам. Может, и тетя Глаша здесь.

— Зайдем.

— Это кто там идет по угору? — спросила Семеновна.

— Какие-то военные. Батюшки, а орденов-то сколь у того и другого. А у одного-то по штанам красная лента пущена.

— Ты че мелешь-то? Почё он ленту-то на штаны нашивать будет?

— Старуня, они вроде сюда сворачивают, — заволновалась тетя Глаша, — Так и есть, сюда идут.

— Кто же это может быть?

Василий с Ганей вошли в ограду, поставили чемоданы, на них шинели положили.

— А я что тебе говорил? Здесь твоя маманя! — Василий кивком головы указал на тетю Глашу.

Тетя Глаша, не сводя глаз с Василия и Гани, медленно поднялась.

— Батюшки, никак Вася?

— Это который? — щурилась Семеновна.

— Который повыше. А второй-то вроде Ганя, Он и есть… Ганя…

Тетя Глаша кинулась к Гане.

— Мама…

— Господи, дождалась… — Она прижалась к груди сына. Семеновна тоже хотела встать. Но не хватило сил. Василий подошел к ней, опустился на крыльцо и обнял за плечи.

— Мама… здравствуй…

— Вася… прилетел… — У Семеновны глаза застлали слезы.

Из летней кухни вышла Ятока. Глянула на Василия, из рук со звоном покатилась кастрюля.

— Вася!

Василий шагнул навстречу, прижал к груди;

— Кабарожка ты моя. Уж не чаял увидеть тебя…

Ятока высвободилась из объятий, глянула на Василия.

Что-то незнакомое было в этом родном лице. Углубились складки между бровей. Посуровел взгляд. Сильней обозначились скулы. И цвет лица был другой. «Совсем чужой», — невольно мелькнула мысль у Ятоки. Василий будто угадал мысли Ятоки, положил на плечо руку.

— Не печалься… Все будет хорошо.

А под навесом, прижавшись друг к другу, замерли Анюта с Машей. Они первый раз видели военных, им было я любопытно, и страшновато. Они не могли понять, зачем эти люди появились здесь, что им надо.