Красная смерть - [59]

На улице уже стемнело. Я проводил Ширли до машины, притворяясь, будто опасаюсь нападения на нее. Но теперь я был уверен: выстрел предназначался мне. И знал, кто стрелял.

В моих венах стыла кровь.

* * *

Дом Примо находился в восточном Лос-Анджелесе, в мексиканском районе. Сначала он владел большим домом и сдавал комнаты темным личностям. Но отдел здравоохранения прикрыл эту лавочку. Тогда Примо вложил триста долларов в двухэтажный дом на Бруклинском бульваре. Он и его жена Флауэр, а также одиннадцать ребятишек жили наверху, а внизу они, сломав перегородки, открыли непритязательное кафе.

Это была темная комната с голыми, грубо отесанными балками. Там и сям стояли разномастные столы и стулья. Флауэр родом из Панамы и достаточно хорошо знала мексиканскую кухню, чтобы готовить буррито с яйцами и картошкой, а также жареные сосиски, которые приводили всех в восторг. Каждый мексиканец-поденщик, живущий в пределах трех миль, заходил к Примо поесть. Здесь всегда были текила и пиво из ближайшего магазина и пахло так вкусно, что человек из Тихуаны мог вообразить, будто он у себя дома, в кругу семьи.

Когда я добрался до Примо, было уже поздно, но я знал, что вся семья внизу. Обед у семейства Примо начинался около пяти и продолжался до тех пор, пока старшие ребятишки не относили своих младших братьев и сестер в постель.

– Изи! Привет! – воскликнула Флауэр, когда я просунул голову в дверь. Я никогда не стучал; если вся семья была в сборе, страшный шум не позволял соблюдать приличия.

Она пересекла большую комнату, и я утонул в ее мягких объятиях. Флауэр была крупнее, чем Этта-Мэй, и, вне всякого сомнения, негритянка, но все считали ее мексиканкой. Она родилась на южной границе и, когда выходила из себя, лихо ругалась по-испански.

– Изи! – Примо пожал мне руку и хлопнул по плечу. – Дайте человеку чего-нибудь выпить. Джезус! Это же твой крестный Изекиель. Принеси-ка ему бутылку пива.

Молчаливый и робкий парнишка вскочил с места и бросился на кухню, лавируя среди детворы, собак и мебели. Джезус Пенья. Большинство ребятишек у Пеньи были светлокожие, цвета меда, как и их отец, с большими, как луны, глазами. А Джезус темнее, и глаза у него с азиатским разрезом. Он не был родным сыном Примо. Я нашел этого малыша, когда он ел сырую муку из пятифунтового мешка. Над ним надругался белый негодяй, но он расплатился за свой грех, получив пулю в сердце. Я привел мальчика к Примо и Флауэр. Они согласились приютить его, а я обещал в случае чего забрать его к себе. Мы оформили бумаги, и Джезус считался моим приемным сыном. Я гордился им. Мальчуган был сообразителен, силен и любил животных. Единственный его недостаток заключался в том, что он молчал. Я не знаю, помнил ли он свое прошлое. Каждый раз, когда я расспрашивал его об этом, он обнимал и целовал меня, а потом убегал.

– У тебя что-то не так, Изи? – спросил Примо.

– Разве я не могу просто повидаться с друзьями и своим приемным сыном?

– Да нет, что-то с тобой явно случилось. У тебя распухла челюсть.

– Я ввязался в драку. И, между прочим, победил.

Флауэр неодобрительно поглядела на меня и ткнула пальцем в челюсть. Я чуть не упал в обморок.

– У тебя нагноение, – сказала она. – Ты должен немедленно обратиться к врачу, иначе это плохо кончится.

– Сразу же, как только улажу кое-какие дела, обращусь.

– Этот зуб сам решил твои дела, – сказала она. Глаза ее округлились. Ребятишки засмеялись и стали ее передразнивать.

– А ну, тихо! – заорал Примо, потом затараторил по-испански, размахивая руками, как бы загоняя ребятишек наверх.

Сперва они и не подумали его слушаться, и Примо, не переставая кричать, принялся отвешивать шлепки направо и налево.

Наконец Флауэр повела детей вверх по лестнице и обернулась к Примо.

– И ты тоже уходи, женщина, – сказал он. – Изи пришел поговорить со мной.

Флауэр засмеялась и высунула язык, а потом повернулась и выпятила зад. Нагримасничавшись вволю, она взбежала по ступенькам, прежде чем Примо успел чем-нибудь в нее запустить.

Я достал пузырек, который дал мне Джексон Блю. В нем оставалось пять или шесть пилюль.

– Что это у тебя, Изи?

– Морфий.

Примо скорчил такую рожу, словно его сейчас вырвет.

– Это такая гадость. Я имел дело с морфием во время войны на Тихом океане. Они пичкали им ребят до тех пор, пока те не превращались в сущих обезьян.

Морфий перестал действовать. Во рту было жуткое ощущение.

– У меня серьезная проблема, Примо. Вот решу ее, тогда, может быть, пойду к зубному врачу.

– Ох, – покачал он головой. – А что за проблема?

– Кто-то у меня на хвосте. Я должен узнать, кто именно, и разделаться с ним.

– Но кто же это может быть?

– Я не стану тебе говорить, Примо. Пока ты ничего не знаешь, с тебя взятки гладки.

Наверное, бессонница, боль, морфий и спиртное спровоцировали мое тогдашнее безумие. Я видел – Примо понимает, что я не в себе. Он говорил тихим голосом, короткими фразами, не смеялся и не шутил, как обычно.

– И что бы я мог для тебя сделать?

– Мне и моей подружке Этте-Мэй, возможно, придется убраться отсюда после того, как я осуществлю задуманное. Я подумал, не захочется ли тебе прогуляться в Мексику, в те дикие места, о которых ты частенько говоришь?