Красная петля - [90]

Мак шутил, но при мысли о возвращении в его голосе зазвучал ужас. В его представлении Россия осталась той же страной, какой была, когда он покинул ее при жизни Сталина.

– Я делаю все, чтобы не вернуться, – добавил он.

– Эрл отправился на встречу с Сидом? Ради тебя?

– Да. Чтобы остановить Сида. Чтобы оставил меня в покое. Эрл говорит: пошли со мной, а я говорю: нет, когда Сид видит меня, он задает вопросы про корабль, про Россию, кто был на корабле, как остальные моряки, откуда они, что ты делал все эти годы в Бруклине, с кем встречался, какие гангстеры на побережье, расскажи мне про запахи, виды, звуки, названия кораблей в порту, сорт сыра в твоем первом сэндвиче на американской земле. Сорт сыра? Да кому это надо? Но он говорит: бог в деталях. А я не понимал, к чему это. И вот попросил Эрла: ступай, поговори с Сидом. И сам тоже пошел. Но поздно. Эрл был пьяный и больной. Сид ударил его.

– Чем? Тростью? Палкой?

– Не знаю. Да. Наверно. Или битой. Старой битой с именами «Доджерс». Год чемпионата. Я смотрел, потом убежал. – Он пил, его глаза наполнялись слезами. – Я убежал, а Эрл умер.

– Но ты вернулся, – сказал я. – Почему ты мне рассказываешь?

Он смотрел на воду, вглядывался в дождь. Вода была н на дне лодки, он махнул на нее рукой, бросив:

– А почему нет?

И в тот самый миг я понял: ему все равно, жить или умереть. Хотелось крикнуть: разворачивай лодку к берегу, давай вернемся. Я чувствовал, что пойду на все, только бы выбраться из этой лодки, но что я мог поделать? Я плыл с человеком, которому все равно.

Мой голос дрожал, когда я попросил его:

– Отведи лодку к берегу.

– Зачем?

– Дождь идет.

Он засмеялся:

– Хороший ответ.

Уцепившись за борт лодки, я отчаянно шарил в поисках предмета, которым можно было бы припугнуть его.

– Вернись к берегу, – повторил я. – Давай. Не сделаешь этого – я гарантирую, что тебя вышлют в Россию. И посадят там в тюрьму, понимаешь?

В мою лодыжку ткнулась разбитая банка, болтавшаяся в воде на дне лодки. Я нагнулся и поднял ее, кисло подумав, что она может сойти за оружие. В руке оказалась верхняя половинка. На стекле все еще висел обрывок этикетки.

Катер угрожающе накренился, Мак крутанул штурвал, и к горлу снова подступила тошнота. Это было бы комично – я, крутой коп, выпал из лодки и барахтаюсь в миле от своего дома посреди любимого города. Мы обогнули мыс Губернаторского острова. Я понял это, разглядев во мгле паромную пристань. Посмотрел в другую сторону, на южную оконечность Манхэттена.

Поднес осколок банки к глазам, прочитал этикетку. «Боршепит». Раньше в ней был борщ.

– Так, – сказал Мак, его лицо исказилось от страха.

– Ты был женат?

– Да.

– У тебя была дочь?

– Да, я же рассказывал. А что?

– Рита – твоя дочь.

Он не ответил.

– Рита – твоя дочь, и она не хочет, чтобы ты жил здесь. Бог весть почему, но не хочет. Она и указала мне на некоего старика, на тебя, – сообщил я.

В конце концов, я сын своего родителя.

– Поэтому давай сейчас вернемся к берегу, – мягко увещевал я. Привстал, кое-как сохраняя равновесие. Я порезался стеклянной кромкой, кровь смешивалась с водой. Я выбросил банку за борт. Если удастся удержаться на ногах, я сумею схватить Мака. Но что дальше?

– Я не мог позволить Сидни так поступить с Эрлом, – сказал Мак. Сейчас он пребывал почти в трансе. – Я не хотел оказаться в его проклятой книжке. Не хотел, чтобы люди узнали. Я не хотел слушать все эти вопросы о прошлом. Ты понимаешь? – Он встал с кресла под потоками ливня. – Я убил Сидни.

Я шагнул к нему, но он, кажется, отступил назад. Я чуть не падал. Волна сильно хлестнула меня по лицу. Я пошатнулся. Мы снова оказались на открытой воде.

– Я не вернусь в Россию, – сказал он. – Ни за что. Нет.

Я вглядывался во тьму поверх головы Мака, казалось, будто я различаю статую Свободы. Она исчезла. Город проступал из мрака, подсвеченные стены, громады зданий, но я не был уверен в их существовании, а потом все померкло: новая волна накатила на меня. Единственное место на свете, которое я по-настоящему любил, где я чувствовал себя в безопасности, таяло во мгле, уплывало все дальше и дальше. Я вдыхал запах соли и думал, что мы идем в открытое море, прочь от Нью-Йорка.

Сидясь что-то увидеть сквозь пелену дождя, я на секунду отвел глаза от Мака. Когда я снова посмотрел на него, он исчез. Перевалился через борт лодки так быстро, что я глазом моргнуть не успел, как он оказался в воде.

33

Сонни Липперт был немногословен, когда встретил меня на пристани, куда меня доставил катер береговой охраны. Было почти утро, но все еще темно, g дождь беспросветной стеной изливался с черного неба. Я слышал, как один патрульный сказал другому, что только полный псих выйдет в такой шторм. Я подумал о Маке. Он был моряком. И должен был знать, что это безумие. Может, он решился на это, чтобы избавиться от меня. Может, он и вовсе не собирался возвращаться. Когда он упал за борт, я потянулся к нему и схватил за руку, мокрую, холодную; я вцепился в его запястье, но он выскользнул из моей хватки. Он ускользнул от долгих лет страха, от тайного житья в Бруклине, от мыслей о том, что его вышлют обратно.