Красная петля - [18]

Снаружи собрались люди, все они уставились на Джека, который взгромоздился на узкие бетонные перила балкона. До асфальта – шесть этажей. Свалишься – переломаешь кости, а то и шею. Но Джек лишь ухмылялся: с бутылкой шампанского в одной руке и с бокалом в другой, он вышагивал по бортику не больше фута шириной. И помахивал публике. Он красовался, чтобы все видели, какой он крутой. Вниз он не смотрел.

– Слезай оттуда, быстро, – снова попросил кто-то, а я молчал, просто стоял и наблюдал, как он притягивает общее внимание, словно магнит.

Девушка, стоявшая на балконе, была шести футов ростом, а то и больше, где-то с меня – и обворожительна.

– Валентина, – представилась она и поцеловала меня в щеку.

Я видел Толину дочь раза два и давно, когда она жила неподалеку от Майами со своей сестрой-близняшкой и матерью, бывшей Толиной женой. Сейчас ей исполнилось девятнадцать, и она была невероятно хороша собой. На ней было короткое черное платье и туфли без задников, цокающие при ходьбе.

– Я очень рада вас видеть, Арти. Рада, что вы женились, – произнесла она, взъерошив ежик платиновых волос.

У Вэл не хватало одного пальца. Беда случилась с ней в раннем детстве, еще в Москве. Ее похитили ради выкупа. Толя хотел все исправить, предлагал пластическую операцию. Она отказалась, заявила, что это как символ. Смотришь на нее – и глаз цепляется за увечную кисть, но этот самый изъян как бы подчеркивает ослепительную безупречность ее облика.

Лицо Вэл, скулы, серые глаза, широкий рот были русскими, но выговор – американским: мягкий, ровный, провинциальный. Она жила во Флориде почти десять лет. Я стоял между Вэл и Джеком Сантьяго, и теперь до меня дошло, что рисуется он перед нею.

Поглядывая на него снизу вверх, она будто бы и не замечала, как он разгуливает по перилам, прикладываясь поочередно то к бутылке, то к бокалу. Не обращая внимания, она взяла меня за руку и снова чмокнула в щеку.

– Знаю, мы вроде встречались, когда я была маленькой, Арти, но сейчас я живу в Нью-Йорке, и мне тут нравится, – сказала Вэл. – Бары и все прочее в районе скотобоен, и тебя я рада видеть, – добавила она в порыве девичьего пыла. – Папа постоянно про тебя рассказывал, и мне захотелось с тобой познакомиться, понимаешь? Я как бы запала на тебя на расстоянии. – Она улыбнулась, и я растаял, конечно, а кто не растаял бы на моем месте? Потом я подумал, что она могла бы быть моей дочерью. Но она – дочь Толи. Я почувствовал себя стариком.

– И я рад, что ты пришла, Вэл, очень рад, – сказал я, когда народ на балконе вдруг притих. Я поднял взгляд.

Джек покачнулся. Все затаили дыхание, кроме Вэл, которая и глазом не моргнула. И тогда он, усмехнувшись, соскочил и отвесил нам поклон. То есть ей.

– Идиот, – сказала она.

Это не случайность, что оба оказались здесь – либо она его пригласила, либо он знал, что она придет. Она возвышалась над Джеком, и он был на двадцать лет старше, но между ними была искра. Никогда не встречал искры такой силы между людьми. Он взял ее за руку, и я почти зажмурился в ожидании электрического разряда. В обнимку они отправились танцевать.

– Ты знаешь этого козла Сантьяго? – услышал я за спиной Толин голос, в котором клокотали градусы и ярость.

– Он журналист. Хороший парень.

– Чем? Чем именно этот долбоеб хорош?

– Пишет хорошо, – сказал я.

– Ты его приглашал?

Я покачал головой.

– Может, он с кем-нибудь пришел? – предположил я. – Может, с Вэл. Валентина давно с ним водится?

– Она мне не докладывает. Ей девятнадцать, она числится в Гарварде, но хочет стать моделью. Она целыми ночами зависает в клубах, до утра, Артем, с мужиками.

– А как иначе-то? Она же девушка.

– Мне он не нравится, – холодно сказал Толя. – И не нужен. Понимаешь? На меня его штучки не действуют.

– Да брось, – ответил я. – Можешь со мной потанцевать, если угодно.

Он улыбнулся, а я как можно небрежнее спросил:

– Значит, ты слышал о ней?

– О ком?

– Ты знаешь, о ком. – Я тронул официанта за плечо и заказал выпивку для себя. – Скотч.

– Она в Нью-Йорке, – сказал он. – Ты же знал, что она возвращается. Я говорил.

– Я не знал, что она останется. Ты сказал, что она возвращается, но это было год назад, даже больше. Так она здесь? Точно?

Толя молчал.

В комнате был слон, но его-то я и не заметил. Упорно отказывался видеть, пока не наткнулся на его хобот. Джек Сантьяго думал, что я женюсь на Лили.

Я гнал прочь мысли о ней. Она ушла, ее нет. После 11 сентября она бросила и меня, и Нью-Йорк вышла замуж, уехала в Лондон. На какое-то время у меня перехватило дыхание, будто кто-то наступил на кислородный шланг.

Прошло почти три года с той поры, как Лили, уставшая от оголтелого, по ее мнению, патриотизма, который и досаждал ей, и пугал, нашла человека, который возьмет ее в жены и заберет отсюда. А я почти умер. Целый год я был как мертвый. Но все осталось позади, и даже мысль о Лили казалась мне чем-то вроде измены. Она вычеркнута из моей жизни.

Я видел, что Толя слушает меня вполуха, занятый Джеком и Вэл.

– Брось, ладно? Оставь их.

– Ладно, – сказал он. – Так и быть. Иди же, потанцуй с Максин, Артем. Давай.

Было уже поздно. Я раскрыл телефон, увидел очередное сообщение от Сида, запросил свой автоответчик и обнаружил там еще два. Последнее поступило где-то в одиннадцать – что-то про утопленника у причала. Но я уже порядком набрался, и Максин ждала меня.