Красная кокарда - [65]

– Это все, что вы можете мне сообщить?

– Все.

Я пошел к двери, но на полдороге повернулся назад.

– Нет! – закричал я. – Я не могу уйти так! Что заставляет вас молчать? Что готовится против Денизы? Чего вы боитесь? Говорите же! Ведь зачем-то вы меня позвали?

Мадам Катино взглянула на меня с упреком:

– Такова награда за все мои старания?

Это было слишком. Не говоря ни слова, я повернулся и вышел из ее дома.

Я чувствовал себя ребенком в темной комнате. Тупое гнетущее разочарование, готовое ежеминутно перейти в острое нравственное страдание, наполняло мою душу. Что могло вызвать в мадам Катино перемену, почти такую же, какая произошла с Луи? Что заставляло их отворачиваться от меня, словно от чумного?

Некоторое время я пребывал в полном отчаянии. Но яркое солнышко, заливавшее улицы и говорившее о близком лете, мало-помалу разогнало тяжелые мысли. В конце концов, ведь не так уж и трудно разыскать в Ниме кого угодно!

Пока я шел так, обдумывая возможный план действий, на улице, позади меня послышался гул голосов и топот сотен ног. Обернувшись, я увидал, что сзади валила прямо на меня целая толпа народа.

Несли голубые флаги, распятие и орифламы с изображением пяти чудес. Толпа пела и кричала, потрясая палками и оружием. Двигалась она плотной массой, заполнив собою всю улицу от одного тротуара до другого. Чтобы пропустить шествие, я вынужден был войти в арку, попавшуюся мне по дороге.

С глухим шумом толпа прокатилась мимо меня. Лес палок и дубин поднимался над смуглыми, возбужденными лицами. Сквозь промежуток среди них я заметил в центре трех человек, руководивших движением. В самой середине шел Фроман. Другой был в рясе, на третьем красовалась шляпа военного образца.

За этой толпой валила другая, человек в четыреста, набранная из всяких городских отбросов: нищих, отъявленных негодяев я бездомных бродяг.

По странной случайности около меня вдруг очутился тот самый человек, который вчера вечером указывал мне дорогу в гостиницу. Я спросил его, действительно ли это был Фроман.

– Да, да, – сказал он, усмехаясь. – Это он с братом.

– С братом? Что же они здесь делают?

– Будут кричать перед протестантской церковью, – живо отвечал он. – А завтра начнут бить стекла, а на следующий день, когда уж толпа хорошенько взвинтит себя, будут поджигать дома протестантов, вызовут гарнизон из Моннелье. После этого появятся эти – из Турина, мы поднимем восстание. А потом, если все пойдет, как задумано, вы увидите удивительные вещи.

– А где же мэр? И допустит ли все это Национальная гвардия?

– Мэр из «красных», – коротко отвечал мой незнакомец. – Из «красных» же и три четверти гвардии. Вот вы увидите…

И, коротко кивнув мне головой, он пошел своей дорогой. С минуту я стоял на одном месте, глядя вслед процессии. Внезапно мне пришло в голову, что где Фроман, там же может быть и де Сент-Алэ. И, удивившись, что эта мысль не посетила меня раньше, я пустился догонять толпу. Еще были видны ее последнее ряды, заворачивавшие за угол, но и после того, как они скрылись из виду, легко можно было проследить их путь по испуганным лицам в окнах и закрывающимся ставням. Вдруг я услышал, как толпа разом остановилась и заревела. Но, прежде, чем я успел догнать ее, она тронулась дальше. Когда же я настиг шествие на одной из улиц, недалеко от Старых ворот, ядро его уже исчезло, а остальные расходились в разные стороны.

Моей целью было найти Фромана, и этой цели я не достиг. Пока я в растерянности смотрел на расходившуюся толпу, мой взгляд случайно упал на высокую фигуру в рясе, с опущенной долу головой. Этот человек, видимо, хотел перейти через улицу я остановился, пропуская мешавших ему людей.

И человек этот был никто иной, как отец Бенедикт! Я с радостным кряком бросился к нему, расталкивая прохожих.

От неожиданности мы долго не могли заговорить, но все же обменялись поспешными приветствиями. Я заметил на его лице то же выражение беспокойства и неудовольствия, которое столь поразило меня в Луи де Сент-Алэ.

– О, Боже мой! Боже мой! – тихонько молвил отец Бенедикт, незаметно ломая себе руки.

Эта таинственность мне уже надоела, и я резко сказал:

– По крайней мере, вы-то скажете мне, что все это значит?

Мои слова были услышаны двумя-тремя оборванцами, посмотревшими на меня с любопытством. Чтобы избежать их, отец Бенедикт увлек меня в какой-то подъезд. Но один человек упорно следовал за нами.

– Поднимемся наверх, – шепнул мне кюре, – там мы будем в полной безопасности.

И он повел меня по старинной каменной лестнице, которой пользовались, видимо, многие, но которую не убирал никто.

– Вы здесь живете? – спросил я.

– Да.

И вдруг, обернувшись ко мне, он посмотрел на меня взглядом, полным смущения:

– Тут довольно бедно, – заговорил он, обнаруживая явное желание спуститься опять вниз. – Будет, пожалуй, лучше, если мы пойдем…

– Нет, нет, – вскричал я, горя нетерпением. – Ведите меня в вашу комнату, какой бы она ни была. Я не могу больше ждать! К счастью, я встретил вас, и теперь не отпущу, пока вы не скажете мне всей правды.

Он все еще колебался, пытаясь придумать какие-нибудь иные отговорки, но, видя мою беспредельную решимость, все же повел меня дальше, на самый верх дома. Там у него была маленькая комната, в которой стояли кровать, стол, стул, на стене висело распятие, а на полу лежали две-три книги. Свет проникал сюда через маленькое квадратное оконце.