Красная капелла. Суперсеть ГРУ-НКВД в тылу III рейха - [24]
Полицейского инспектора зовут Матьё; человек, через которого он связан с коммунистами, — Абрахам Райхман.
Треппер с уважением относится к Райхману-специалисту, но не доверяет Райхману-человеку; он тщеславен, неосторожен, часто высокомерен. Невозможно отказаться от услуг такого мастера, но чтобы его не занесло, приходится держать этого человека в узде. Пока шеф находится в Брюсселе, все идет хорошо. Но когда он, уезжая в Париж, знакомит Райхмана со своим заместителем Кентом — этим молокососом, — Райхман недоволен: «Что? Кент будет моим шефом? Но он же ничего не смыслит в этих делах». После облавы на улице Атребат Кента сменит Ефремов. Еще один профан, в сравнении о многоопытным Райхманом ничего собой не представляющий. Однажды он сообщает Ефремову, что познакомился с инспектором бельгийской полиции, который связан с Сопротивлением. Матьё сказал ему: «Вы делаете фальшивые документы? Зачем? Я вам буду доставать настоящие». Ефремов докладывает об этом Большому шефу и ждет распоряжений. Ответ получен немедленно: «Плохие «сапоги»[9] но свои, лучше новых, предложенных неизвестно кем. Прервите контакты». Ефремов слишком молод, чтобы заставить Райхмана подчиниться. Связь не прервана.
Брюссельская служба абвера выбирает для Матьё псевдоним Карлос: разве организация, с которой они имеют дело, не кишит так называемыми латиноамериканцами?
По инициативе Райхмана организация нашла очень надежный тайник для передатчика: дом Матьё. Инспектор предлагает спрятать его у себя в гараже. Осмотрев место, Райхман дает свое согласие. Для обследования передатчика из Берлина прибывает группа специалистов. Предусмотрительно натянув перчатки, чтобы не оставить отпечатков пальцев, они разбирают его и фотографируют каждую деталь отдельно. По словам Фортнера, качество приемника их удивило. Этот передатчик русского производства оказался лучше немецкой радиотехники и даже лучше тех, что использовали английские агенты.
После осмотра передатчик снова положили в тайник. Абвер, предвкушая удачу, будет ждать, когда за ним придут. В следующий раз, когда в Брюсселе снова объявится «пианист», чтобы арестовать его, не придется прибегать к услугам специалистов функабвера.
Но Брюссель пока молчит. А у рояля «Красной капеллы» все тот же «пианист» — Херш Сокол.
Большой шеф боится за него. Опасаясь провала, подобного облаве на улице Атребат, он умоляет Москву принять во внимание угрожающую ему опасность, протестует против драконовского закона Центра: сначала разведданные, а безопасность агентов потом; настаивает, чтобы сеансы радиосвязи Сокола длились не более получаса. Напрасно: директор продолжает засыпать «пианиста» длиннющими радиограммами с вопросами, тогда как Большой шеф максимально ужимает свои донесения, чтобы сократить продолжительность передач.
Хорошо еще, что ему больше не приходится сообщать весь набор сведений, добытых берлинской сетью. Берлинский передатчик нерегулярно, но работает, несмотря на технические неполадки и страх перед функабвером. Большинство сообщений курьеры доставляют в Амстердам, а отсюда они попадают в Москву с помощью передатчика, которым располагает голландская сеть «Красной капеллы». Брюссельские «пианисты» снова примутся за дело, как только закончится их вынужденный «летаргический сон».
Несмотря на это, Сокол завален работой: французская сеть «Красной капеллы» так разрослась, что для передачи потока собранной информации необходимо иметь несколько «пианистов». Херш Сокол слишком умен, чтобы не понимать, насколько неизбежна его гибель. Но этот стоик продолжает сидеть на стуле в наушниках, не отрывая указательного пальца от ключа. 3 июня 1942 года терпеливый поиск с помощью радиопеленгаторов увенчался успехом: гестапо взламывает дверь его дома в Сен-Жермен и оттаскивает радиста от передатчика. Мира арестована вместе с ним.
Сначала немцы решили, что арестованные — члены французской организации. Но когда обнаруживается их принадлежность к «Красной капелле», Гиринг приказывает переправить их в Берлин. Они попадают к Фортнеру, который пытается выяснить у Сокола, как тот стал радистом. Ответ: «Я сидел на террасе одного кафе и машинально постукивал пальцами по столу. Один из посетителей, сидевший рядом со мной, с улыбкой проделал то же самое, затем подошел ко мне и спросил, не хочу ли я стать радистом, так как у меня, кажется, есть дар для такой работы».
Фортнер был взбешен: «Хоть вы и педиатр, нечего разыгрывать из себя ребенка!» Сокол не отвечает, но палачи из зондеркоманды «Красная капелла» приложат все усилия, чтобы развязать ему язык.
Его арест для них — непредвиденная удача, которая поможет продолжить в Париже расследование, застопорившееся в Брюсселе. На допросах применяются самые изощренные пытки. Сокол молчит. Палачи остервенело набрасываются на Миру. Она молчит. Убедившись, что пытками от них ничего не добиться, зондеркоманда прибегает к своему излюбленному приему: к виску Херша приставляют дуло револьвера и предупреждают Миру, что он будет убит на ее глазах, если она не заговорит. Мира называет один из псевдонимов Треппера: Жильбер.
