Красная Армия - [31]

— Хорошо. Всем приступить к исполнению. Бабрышкин, соедините меня с командующим фронтом. Если его нет, то с генерал-лейтенантом Чибисовым. И подготовьте мой вертолет. Я лечу на фронт. Убедитесь, что пилот сможет найти командный пункт Хренова. Если его там не будет, я сам приму командование его дивизией.

Трименко испытывал знакомый прилив ярости. Он не мог заставить их работать в таком темпе, который считал необходимым. Но в то же время он понимал, что если будет сильнее давить на них, то это создаст только суетливую небрежность в работе. Он держал руку на пульсе штаба, стремясь максимально эффективно управлять подчиненными, заставлять их прилагать все силы, работать с максимальным профессионализмом и эффективностью. Успокоившись, он подумал, что его подчиненные были неплохими специалистами. Но человек по своей природе был слишком нерасторопен. Нужно было дрессировать их, умело причиняя боль, так, чтобы не нанести травм, а заставить работать быстрее. Иногда «животное» было слишком слабым, чтобы справиться с работой и подлежало уничтожению. Другие научились игнорировать дрессировку. Но потребность в ней никуда не исчезала. Требовалось лишь сменить ее форму.

Трименко был полог решимости провести наступление так, что Малинскому придется пересмотреть план наступления фронта, сократив роль армии Старухина. Он считал важным иметь в союзниках Чибисова, этого маленького умного еврея, приближенного к Малинскому, и прилагал для этого все силы. Трименко считал Старухина пережитком другой, более разгильдяйской эпохи. Он считал, что современная война — не для «казаков». По крайней мере, не на оперативном уровне. Теперь это работа компьютеров. А пока компьютеры не могли делать все сами — для людей, чей разум напоминал компьютер — точный, лишенный чувств, и очень, очень быстрый.

* * *

Капитан Кришинин наконец получил известие от пропавшего передового дозора. Они столкнулись с сопротивлением противника и отклонились на юг от города Бад Бевензен. Судя по карте, они вышли за пределы установленного района поиска. Но хорошая новость состояла в том, что они захватили переправу через Эльбский обводной канал.

Подразделение Кришинина возобновило движение. Минное поле и пожертвовавший собой лейтенант остались в нескольких километрах позади. Кришинин считал, что должен отличиться сейчас, чтобы искупить оплошность с минным полем. Он задавался вопросом, что другие офицеры думали о нем.

Он пытался связаться по радио со штабом дивизии, но это ему не удалось. Тогда он попытался связаться с передовыми силами, которые должны были следовать прямо за ними. Нужно было согласовать с кем-то из командования план дальнейшего наступления и определить границы продвижения. Но сейчас колонна проходила по низине, и он слышал в динамиках только статический шум, похожий на играющую вдали музыку. Он не был уверен, была ли рация повреждена, или попросту не было связи. Скорее всего, второе, потому что раньше они перехватили несколько радиосообщений на иностранных языках.

Кришинину отчаянно хотелось доложить о захвате переправы. Он полагал, что в таком случае ему бы приказали срочно выдвигаться туда для поддержки крошечного передового дозора, несмотря на то, что переправа лежала за пределами установленного района наступления.

Командир дозора сообщил, что они достигли туннеля, по которому проселочная дорога проходила под каналом, и туннель был достаточно широк для прохода танков. Он охранялся несколькими голландскими солдатами с легким вооружением, и дозор сумел застать их врасплох. Теперь лейтенант отчаянно запрашивал помощи.

Кришинин снова попробовал выйти на связь.

Ничего.

Он приказал колонне остановиться, затем вызвал к себе командующего артиллерийской батареей и авиационного корректировщика, приданного его подразделению ВВС. Его легкая разведывательная машина, модифицированный БТР, располагалась сразу за командной машиной Кришинина, а артиллерист находился в хвосте колонны со своими орудиями, но так, чтобы быть готовым присоединиться к командиру, как только орудия были бы развернуты. Кришинин стоял под слабым дождем, махая рукой бегущему к нему командиру батареи.

— Кто-нибудь из вас может связаться с вышестоящим командованием?

Командир батареи пожал плечами.

— Аппаратура в порядке. Но я не пытался с кем-либо связаться.

— У меня есть связь с командованием дивизии и штабом армии. — Заявил капитан Былов, авиационный корректировщик, с такой интонацией, как будто это было самой очевидной в мире вещью.

— В таком случае, — сказал Кришинин. — Я хочу, чтобы вы оба попытались связаться с любой нашей станцией. Передайте мой позывной и скажите, что моя рация неисправна. Теперь слушайте внимательно. — Кришинин развернул карту, пытаясь прикрыть ее от мелкого дождя, который никак не хотел прекращаться. — Мы меняем план наступления, и продвигаемся дальше на юг. Прямо туда. Передовой дозор занял переправу, но если их попытаются оттуда выбить, они и пяти минут не продержатся.

Командир батареи капитан Ликидзе посмотрел на Кришинина так, будто тот сошел с ума.

— Это за пределами нашего участка наступления. Я не смогу запросить дополнительную огневую поддержку.