Красиво жить не запретишь - [8]

Посидели по-родственному, у Зины доброе сердце. Еще не вечер, теперь, когда опасность реальна, он уже не рассиропится, как в Одессе.

— Зинок, я одну глупость содеял…

— По-моему, ты уже в детском саду не мог допустить глупости.

— Увы! Мало тебе забот — я на голову…

— Ты брат, замечательно, что приехал. Так в чем дело?

— Дело простое, но… Понимаешь, мне должны выслать денежный перевод, довольно крупный. Я дал твой адрес. И на твое имя, разумеется. Я ведь из командировки в командировку, не заезжая домой.

— Всего-то? Когда сходим на почту, завтра?

— А сегодня не успеем? Завтра мне могут понадобиться деньги, да и тебе на службу.

— Хорошо подожди.

Жукровский был не совсем точен, ибо Зининого адреса Черноусовой он, разумеется, не давал. Но так как Зина жила в центре, перевод, отправленный на ее имя на главпочтамт, до востребования, с натяжкой можно было определить, как «на твой адрес». По дороге он, между анекдотами, мимоходом, проинструктировал сестру, что от нее требуется. Отреагировала Зина только на имя обратного адресата:

— Почему это некая женщина посылает тебе деньги? Ты расстался с Ириной?

— Бог с тобой! Это имя главбуха издательства, я после тебе все объясню.

Жукровский считал себя сильным человеком и таковым в эти минуты ощущал себя. Ничего от одесской неопределенности не осталось. Взвешенность. Осмотрительность. Хладнокровие. Отступать сейчас некуда. Прорвется. Были бы деньги. Должны быть. Хорошо, догадался сразу же получить переведенную в Одессу сумму. В районной Беляевской сберкассе, под боком Одессы-мамы, будут целее.

Незаметно для Зины проверил, нет ли хвоста. Не было. Он — в образе отрицательного героя детектива. Странно, но факт. Или все-таки в нем признаки «хорологической личности»? «Хора» — по-гречески — место. «Им овладело беспокойство — как там дальше? — охота или желание «к перемене мест».

Зина одна подошла к почтовому окошку. Жукровский расслышал ее вопрос:

— Посмотрите, пожалуйста, есть ли перевод на мое имя?

Что-то еще сказала. Что там за допрос? Успеет ли он уйти? Слава Богу, у Зины, в руках извещение, заполняет его. Вернулась к окошку. Вновь какая-то заминка. Наконец! Сколько же ей выдали пачек? Деньги в сумке. Терпение. Сияющая Зина подошла к нему:

— Богатый ты человек. Семь тысяч!

Пожадничала старуха, знала б, что для государства старается. С другой стороны, и эта сумма привлекла внимание почтовой девицы. «Заседание продолжается», — как выражался Ося Бендер.

— Домой?

— Купим по дороге хорошему человеку цветы, что-то на ужин. Зинуля, а мужики-то поглядывают.

— Балалаечник ты! Лучше расскажи, как там в институте студентки на тебя поглядывают. Помнишь, когда-то учил меня, как обаять вашего брата. А я все недоучка. В двадцать лет мужа нет — и не будет.

— Дуры-бабы, даже такие умницы, как моя сестра! Замужество для вас, при нашем-то быте, — рабство. На равных в эту игру не играют. Вам же, интеллектуалкам, подай только умного мужика, чтобы показать его не стыдно. Заимела такого паши! Один и тот же поэт написал и «Жди меня и я вернусь…» и — «Все романы обычно на свадьбах кончают недаром». Заметь, сочинил первое в войну, второе — в мирное время. Лучшая жена для мужика — та, что относится к нему по-матерински.

Удача с деньгами подействовала, как умеренный, бодрящий хмель, и Жукровский ощущал в себе пьянящую готовность к разумному риску.

Глава вторая

1

— Раиса Николаевна, вас же дважды предупредили: к телефону не подходить! Скворцов не смог скрыть раздражения.

— Извините, я как-то машинально, — оправдывалась сестра убитой.

— Вы его спугнули. Кто и откуда звонит, не сказал?

— Но, товарищ милиционер, я ничего такого ему не сказала…

— Вполне достаточно того, что вы сообщили человеку, которого теперь отказываетесь назвать.

— Но я его не знаю, я вообще мало знаю круг знакомых сестры. И я не соображаю, поверьте, что делаю, что говорю. Такое несчастье! Наденька!

Иванцив, сидя на корточках, перебирал газеты на полке журнального столика.

— Валентин, взгляни! Квитанция о переводе. Свежайшая! Получатель — в Киеве.

— Да, удача. Хотя что мы знаем о профессорской жизни? А может, за этими деньгами и охотился убийца? Обыск ведь показал, что в чулке Черноусова денег не держала, нашли всего-ничего, как в любом среднем доме. Вещи, судя по показаниям сестры и нашим выводам, не тронуты.

— Кто звонил?

— Бросил трубку. Нужно срочно взять телефон на контроль.

— Вот-вот, крепок наш брат задним умом.

— А квитанция, согласен, вдохновляет. Переводит старуха такую сумму — и никого это не интересует.

— У тебя превратное понимание свободы личности. Неприлично заглядывать в карман ближнего.

— Скажи, сколько у тебя осталось до получки? Двадцатка? У меня и того нет. Нормальное состояние служащего.

— Нормально иметь, а ненормально — не иметь. Но ты еще молод. Кстати, быть холостяком экономически невыгодно.

— А я ужинаю по методу Шаталиной, читали в «Науке и жизни»? Бутерброд из морковки, завернутой в капустный лист. Завтракать не успеваю.

— Значит, зря твой шеф считает тебя перспективным: дистрофики выживают в искусстве.

Без таких словесных отвлечений им было бы трудно часами работать, как сейчас, рядом с трупом. Рассудок стремится к самозащите. Судмедэксперт Максина диктовала: