Красиво жить не запретишь - [7]

И все-таки зачем Вячеслав оставил пятьдесят рублей? Больше он этого не делал. А может, оставлял всякий раз, только Ольга не знала? Почему ее волнуют такие мелочи в то время, как Вячеслава разыскивают словно бандита? Этот кошмар должен кончиться. Вернется Вячеслав, и тогда они все еще попросят у него прощения. Он ничуть не волновался, когда ей звонил. Правда, тогда Ольгу еще не вызывали в прокуратуру.

Телефонный звонок, наверное, разбудил весь дом.

— Да! Слушаю.

— Добрый вечер, Оля. Надежда Николаевна. Приходи завтра, часам к семи.

Веря и не веря, что завтрашний вечер освободит ее от тягостных мыслей и невыносимого одиночества, Ольга долго ворочалась без сна. Первое впечатление утра было унылым — серость, дождь. На трамвайной остановке, откуда ближе всего к институту, она передумала выходить, поехала в конец маршрута. Потом пряталась от дождя в кафе, пила жидкий» переслащенный кофе, пока не подошло время первого сеанса в близком кинотеатре. Зал оказался пуст, фильм — скучно производственным, а до вечера было далеко.

Позже Ольга обнаружит: этот бесконечный день и последующий за ним будут как бы вынуты из памяти. Вырвавшись из дома Надежды Николаевны, она разом утратит надежду, что вернется к ней совсем недавняя легкая, бодрящая радость.

8

«Надежды юношей питают», — иронизировал Жукровский, решив, прежде чем ехать к сестре, позвонить Черноусовой во Львов.

Дозвонился сразу, но, странно, профессорша либо отсутствовала, либо попросту не реагировала на гудки междугородки. Выждать надумала, затаиться? Склеротичка паршивая, забыла, верно, что он ее дневное расписание знает «от» и «до». Она должна быть дома: для любовных игр, которые так ловко устраивает в собственной хате, слишком рано. По средам у нее лекций нет, отдыхать изволит, прикрываясь научной работой.

Как все же удается ей столько лет скрывать грязные делишки, уму непостижимо. Пока не тряслись руки, в абортарий дом свой обратила. В последние годы мадам занялась новым бизнесом, бордель у нее первоклассный. Студенточки с тридцатью рублями стипендии редко особо брыкаются. Да и обломать умеет, как ни крути, а они в ее руках. Рыдающих гонит прочь и ведь не пикнет ни одна.

А этот бык тупой, усатый герой-любовник Федосюк — чем она его держит, старая шлюха?! Выучила, выкормила, с дипломом гуляет, тоже, слышал, в медицинскую науку двигать намерен. У, мразь! Как только он позволил этой водевильной парочке облапошить себя?!

Хорошо, знакомый предупредил: прокуратура города им интересуется. Отбился бы, чего там! Но в кармане бы ветер сейчас гулял. Дудки, он и свое сберег, и старуху будет доить до последнего ее часа. Не станет милиция с ног сбиваться, киношную погоню устраивать. «Широка страна моя родная». Читал в Одессе, кого разыскивают: убийц, рецидивистов. А свобода, как сказал один умный американец, круглая пробка в дыре квадратной. Всяк понимает ее по-своему.

Решил потревожить Надежду Николаевну еще разок. Предчувствие — вещь реальная. Сознание просчитало варианты возможного отсутствия Черноусовой. Откуда же тревога? Подсознание дает сигналы? Опять гудки, гудки. Наконец, сняли трубку. Осторожничает профессорша?

— Алло! Отдыхаете, Надежда Николаевна?

Молчание.

— Алло! В чем дело? Не узнаете? Вячеслав!

— Здравствуйте. Я о вас слышала…

Незнакомый голос. Не в привычках Черноусовой принимать кого-то в такое время.

— Алло! Попрошу…

— Здесь милиция. Надежда Николаевна убита. Я — сестра ее.

Жукровский физически ощутил непередаваемое состояние — в будке не осталось кислорода. Ни глотка.

— С вами хотят говорить, — услышал тот же немолодой женский голос. Шорох — и произнесенное отчетливо:

— Не бросайте трубку. Это в ваших интересах!

Жукровский, конечно, оборвал разговор. Подумать, сейчас нужно крепко подумать. Ситуация изменилась слишком серьезно. Теперь, безусловно, милиция зашевелится. И, если только убийца не оставил в квартире Черноусовой визитной карточки, расследование пойдет простейшей схемой: дважды два — четыре. Жукровский скрылся — Жукровский виновен. Отвалила судьба презент, наказала профессоршу. Только, одним концом по барыне, другим — по мужику. Спокойно! Сейчас к Зине. Авось! Дальше — по обстоятельствам.

Сестра обрадовалась:

— Вячеслав! Сто лет не виделись! Ну, красавец-мужчина! А почему без телеграммы? Сейчас напою тебя кофе по-турецки, а пир позже закатим!

— Я, Зинок, на день-два.

— Отдохни, руки вымой, я — по-быстрому.

И Зина скрылась в спальне. Молодец сестричка. Мужчина в дом — женщина обязана выглядеть привлекательно. Огляделся. Не похоже, что в квартире живет мужик. Одна сестренка. Профессия, квартира, интеллигентная, главное, без комплексов баба — что за мужик пошел!

Благоухающая «Черной магией», стройная, улыбающаяся Зина поставила на журнальный столик кофейные чашки, сыр, печенье. Внесла кофейник, села.

— Рассказывай.

А сама уже подхватилась, вынула из серванта приземистый бутылец виньяка. «Да, одна-две рюмки в стрессовой ситуации — лучшая неотложная помощь», — подумал Жукровский, откупоривая бутылку.

— Хорошо живешь, Зинуля.

— Бывает хуже, да редко, — смуглое, топкое лицо сестры погрустнело. Ну, тюлень! На любимый мозоль наступил. Собраться! Быть таким, каким Зина привыкла видеть брата. Как советский классик писал? Самое дорогое у человека — это жизнь.