Красавица в Эдинбурге - [13]

— Почему она нацелилась на Англию?

— Говорит, там кипит жизнь.

Я улыбнулась:

— Родители не будут возражать? — Он покачал головой. — А вы?

— Нет. Даже если бы и возражал, это не сыграло бы роли. У моей младшей… впрочем, у обеих моих сестер есть своя голова на плечах.

— Вторая ваша сестра учится в университете?

— Нет. — Мы вновь оказались на улице Принцев. — Дайте мне знать, если вам на глаза попадутся пьяные со склонностью к самоубийству.

— Непременно. — Я намеревалась расспросить Чарльза о второй сестре, но вместо этого чихнула. Забыв, что на мне все еще надета его куртка, я полезла за носовым платком и только после того, как воспользовалась им, обнаружила, что он не мой. И не его, если только он не злоупотребляет «Мисс Диор».

Тогда это казалось невероятным, но я действительно даже и не вспомнила о невесте доктора Линси. Мне стало любопытно, где она находилась в это время, расскажет ли он ей все, и, если да, хватит ли у нее рассудительности поверить ему. Некоторые бы поверили. Но большинство — нет. Я словно наяву слышала надрывный смех Джона: «На вершине безлюдной горы, в темноте, и он тебя даже пальцем не коснулся? И он не голубой? Тогда ты, моя сладкая, лгунья и стерва».

Однажды отец сказал: «Некоторые способны судить остальных, опираясь только на собственные нормы поведения, поэтому полезно помнить, что их приговор расскажет тебе гораздо больше о них самих, нежели о том, кого судят».

Мне следовало вспомнить слова отца, когда я только познакомилась с Джоном. Меня тогда позабавило то, что я приняла всего-навсего за модный наносной цинизм. Однако Джон не рисовался. Он не доверял никому, даже себе. Мне стало интересно, как его жена справляется с этим. Вдруг я поняла, что не морщусь от мыслей о разлучнице. Я подумала о Джоне и глубоко вздохнула. Такое ощущение, будто внезапно я очутилась в конце длинного темного туннеля. Просто я знала его и любила достаточно сильно, чтобы в результате остаться с незаживающим душевным шрамом. И со смертельным страхом снова испытать боль от измены.

Часы показывали двадцать минут двенадцатого, когда мы вошли в дом. Холл и лестница были такими же тихими, как и улица снаружи.

Чарльз посмотрел на лестницу.

— Не хотите воспользоваться моим лифтом и затем спуститься на один пролет?

Миссис Кинлоч говорила нам, что для квартиры на самом верху есть частный лифт, который находится за дверью в конце холла. Однако в действии я его еще не видела. Если бы Джон или большинство знакомых мне англичан в возрасте Чарльза Линси предложили подобное в такой час в Лондоне, это было бы сделано с вполне очевидной целью. Подсознательно я пребывала в уверенности, что, когда Чарльз предлагал, а я соглашалась, мы оба руководствовались иными мотивами. Если вечеринка еще не закончилась, то это могло произойти в любую минуту. У его невесты, возможно, и не сложилось бы превратного впечатления, узнай она, что мы столкнулись с расходящимися гостями. А вот у Сандры определенно сложилось бы.

Доктор Линси отпер дверь.

— Я вынужден запирать ее. Этого требует моя страховая компания. Вы увидите, что двери лифта выходят в мой холл. Пожилой родственник, от которого я унаследовал дом, построил здесь лифт, так как любил жить наверху, но подъем по лестнице находил слишком затруднительным. — Лифт остановился. Он сразу же отпер входную дверь своей квартиры. — Я провожу вас вниз.

— Не утруждайтесь, прошу вас. Спасибо вам за все. Вы были необыкновенно добры.

— А вы по отношению к миссис Томпсон?

Мы посмотрели друг на друга, словно старые друзья, и оба забыли пожелать доброй ночи. Я быстро спустилась вниз и вошла в квартиру. Как Чарльз закрыл дверь, я не слышала.

В квартире никого не было. Горел только свет в холле. Там же на столике лежала записка, в которой говорилось, что звонила мисс Брюс и объяснила причину моей задержки. В десять тридцать, когда Робби вызвали на работу, вечеринка переместилась в квартиру Басси.

«Позвони, если захочешь присоединиться к нам, и Уилф заедет за тобой на машине. Если нет, пожалуйста, не закрывай дверь на цепочку.

Дж. и К.»

Я принесла записку, бутерброд и молоко в свою спальню, вынула чистую форму, завела будильник, а потом очень долго сидела на краю кровати, глядя на потолок.

Уилфу Хокинсу причиталось несколько отгулов, и он остался в Эдинбурге до воскресной ночи. Этот двадцатипятилетний крепыш, очень терпеливый, но не слабак, редко отводил взгляд от Джемми, и иногда, когда он говорил, его речь напоминала речь члена группы «Битлз». Уилф называл нас Кэт, Ал и Джем.

Мы с Катрионой по секрету сказали Джемми, что если он ей не нравится, то нам вполне подходит. Джемми передала это Уилфу в нашем присутствии.

— В самом деле? — Губы Уилфа медленно растянулись в улыбке. — В таком случае которая будет первой? Я не привередлив.

Вечеринка прошла хорошо. Девушки посвятили меня во все подробности, не требуя моего отчета взамен. Они слишком привыкли к смерти, чтобы проявлять нездоровое любопытство. И Джемми, и Катриона знали — если бы я хотела поговорить, то так бы и сделала. Я не хотела.

Визит Уилфа спутал наш распорядок выполнения домашних обязанностей. Вечером в понедельник Катриона и я вместе готовили ужин. В тот день она работала в женской консультации и видела Робби. Тот спрашивал обо мне.