Красавица - [41]

Какое-то движение привлекло ее внимание. Она замерла, хотя дождь продолжал хлестать на нее, намачивая волосы и струясь по коже. Селина сморгнула капли воды. Кажется, чья-то фигура маячила на периферии, рядом со столбами у ворот монастырского забора из кованого железа. Она снова моргнула.

Силуэт исчез.

Сердце забилось быстрее в груди Селины, и кровь понеслась по ее венам в ускоренном темпе.

Она захлопнула ставни, задвинув засов одним плавным движением. Затем потянулась к подолу своей ночной сорочки. Кровь продолжала нестись по телу, пока она стягивала с себя свой спальный наряд и надевала другой, который был в ее скудном гардеробе.

Кое в чем она теперь была уверена точно: что-то двигалось в той ночной мгле.

С того самого вечера в ателье шесть недель назад (когда зло нашло пристанище в ее сердце) Селина чувствовала себя так, точно разрывалась на части. Стояла между добром и злом. Более того, между тем, кем была, и тем, кем, как ей казалось, она должна быть.

Селина Руссо была девушкой, которая верила в справедливость. Тот молодой человек хотел ее изнасиловать – уничтожить ее, уничтожить ее тело и ее душу.

Разве не справедливо, что за это она уничтожила его?

Она знала ответ на свой вопрос. Ответ, которому учила Библия. Потому что также Селина была девушкой, которую воспитывали согласно десяти заповедям, и убивать было неправильно.

Но бывают ли случаи, когда убийство становится верным решением?

Могла ли Селина Руссо оказаться девушкой, которая ценит жизнь, однако и девушкой, которая отняла одну и не почувствовала угрызений совести за это?

Она будто ходила вдоль обрыва. Если она сорвется с одного края, то с этих самых пор будет хорошей. А если сорвется с другого? Ее поглотит зло, и она потеряет всякий шанс на искупление.

Не может быть такого, чтобы добро и зло жили бок о бок в одном человеке.

Верно ведь?

Селина моргнула, таращась во тьму. После произошедшего сегодняшним вечером ей не следует раздумывать над подобными вещами. Ей следует дрожать, сидя в своей ночной сорочке, и думать совсем о другом.

Завтра – несмотря на все ее попытки этого избежать – мир Селины может рассыпаться, как замок, выстроенный из песка. Днем придет детектив Гримальди, чтобы завершить свой допрос. Он сделал одолжение ради матери-настоятельницы, которая была знакома с его семьей. С немым шоком Селина наблюдала, как пожилая монахиня встает на защиту ее и Пиппы. Умоляет юного детектива отложить расспросы.

– Мисс Руссо и мисс Монтроуз хорошие, честные девушки, – сказала она. – Они будут только рады вам помочь. Конечно, они ответят на все вопросы, которые вы им зададите. Только, пожалуйста, дайте им ночь, чтобы оплакать погибшую подругу. Осознать, что произошло и что привело нас к такому печальному исходу событий.

Селина отвела глаза, когда услышала эти слова, чувство вины, точно кинжал, пронзило ее в самое сердце.

Ни капли раскаяния не было на лице матери-настоятельницы. Однако эта морщинистая женщина спасла Селину. Даровала ей прощение на пути уже к самой виселице.

Завтра Майкл Гримальди снова начнет свой допрос. А что, если детектив заглянет в прошлое Селины своими пугающими бесцветными глазами? А что, если спросит у нее, почему она решила отправиться на другой берег Атлантики?

А что, если узнает, что она убийца?

Это может стать ее концом.

Руки Селины затряслись, когда она обернула хлопковый кусок ткани вокруг копны своих длинных, до пояса, волос, безрезультатно пытаясь их высушить. Ночной кошмар отказывался ее покидать. Воспоминания ее предавали. Желания стали ее палачами в ночи.

Она силилась совладать со своими эмоциями. Если ей не удастся взять контроль над своей жизнью, над своими слезами, то они возьмут контроль над ней. Нельзя позволить случиться такому. Держаться за страх – значит оступиться и сорваться в пропасть.

Селина вернулась к своей узкой кровати, твердо решив, что будет бороться за свой ночной покой, чтобы завтра быть готовой к чему угодно. Когда же она дотронулась до грубой ткани простыни у краешка матраса, то невольно застыла. Золотые лепестки. Вышитые платки.

Она моргнула. Моргнула еще раз. Ткань, обернутая вокруг ее волос, спала, рухнув на каменный пол у ее ног. Все ее тело задрожало.

Бастьян спрятал сложенный платок в карман своих брюк. В теплом тусклом свете газовой лампы платок походил на шелк молочного цвета.

А при ярком свете дня?

Казался бы желтым.

Как лента, которая отсутствовала в волосах Анабель.

Неожиданный визит

Ночные кошмары продолжали преследовать Селину даже после пробуждения. Остаток ночи она провела, вздрагивая и дрожа от видений. Ей с трудом удавалось сомкнуть глаза, а порой казалось, она видит чей-то силуэт за окном, который приближается к ее комнате, точно чернильно-черное пятно в сером сумраке ночи.

Когда она была маленькой, подобные ночные кошмары обрушивались на нее в плохие времена, как волны. В таких снах все Селине казалось слишком ярким, слишком живым, слишком реальным, даже самые жуткие вещи. Дважды ей привиделось, как мать навещает ее в ночной тьме. В первый раз на плечах у той красовался роскошный лисий мех, а глаза матери горели, как угольки. В следующем сне мать принесла с собой соленый аромат океана, и между зубами у нее блестели жемчужины.