Красавчик - [11]

Шрифт
Интервал

Он не мог скрыть от приятеля своего удивления.

— Где ты наловчился этому? — Митька самодовольно улыбнулся.

— Я все смогу. Да и не трудно быть «плакальщиком» — это каждый может. Вот пошманать попробуй! — Митька многозначительно кивнул головой, как бы желая выразить этим движением всю трудность своего ремесла. В нем заговорила своеобразная профессиональная гордость.

— Да, пошманай-ка! — не без важности добавил он. — На первом пистончике[14] заметут…[15]

Митька махнул рукой с солидным видом многоопытного, знающего человека и продолжал с легким презрением в тоне:

— А скулить — это плевое дело. Скулить всякий может…

— А я вот не могу, — тихо и как бы виновато, проговорил Красавчик.

— Ну, это ты!

Красавчик покраснел слегка: в голосе Митьки звучало странное безнадежное осуждение. Митька хотя и любил Красавчика, но в глубине души таил горькую мысль, что из него ничего «путного» не выйдет.

— Ну, заговорились мы! — спохватился Митька, поднимая глаза к солнцу. — Уж второй час, поди. Снарядимся-ка в путь!

Он выпустил поверх брюк сорочку и опоясался тонким ремешком от штанов.

— Вот так. Валяй-ка и ты.

Грубые холстинные сорочки могли сыграть роль блуз. Красавчик заметил это, и в нем замаячила надежда уговорить Митьку вообще ограничиться таким костюмом: несмотря на наружное равнодушие, ему совсем не улыбалась мысль ходить по дачам, собирая милостыню. Но Митьку трудно было уговорить.

— Сказал тоже! — возразил он. — А это куда денешь?

Он обернулся спиной к приятелю и ткнул себя кулаком между лопаток.

На сорочке стояли какие-то черные знаки. Красавчик не умел читать и потому не понял их значения.

— Что это?

— Буквы: пе, те, эм, — пояснил Митька (когда он впервые попал в тюрьму, его там обучили грамоте). — Это значит: петербургская тюрьма малолетних. Понял?

Красавчик кивнул головой.

— Долго находишь в таком костюме-то? — продолжал Митька. — Теперь мы пока клеймо землей затрем — ну, на раз сойдет… А потом новые рубахи нужны.

Красавчик молчал, соглашаясь с Митькой. Раз на сорочках имелись клейма, они не могли быть безопасными.

Следуя указаниям друга, он взял горсть земли и принялся натирать ею спину Митьке, пока грязное пятно не закрыло предательских букв.

— Пониже тоже потри, — наставлял Митька, — на лопатке тоже можно — пусть рубаха выглядит грязной, а то одно пятно на спине тоже не ладно.

Потом он собственноручно занялся Красавчиком. Минуту спустя, сорочки мальчиков покрылись слоем грязи, точно друзья целую неделю провалялись в болоте.

— Вот так хорошо! — не без удовольствия заметил Митька, обозревая свою работу. — Ни один леший не додумается теперь, что у нас на спинах было. Ну, возьми котомку и айда!

— А куртки? — вспомнил Красавчик.

— Мы их в кусты запрячем. Тут никто не найдет.

В испачканных рубахах, босиком и без шапок друзья представляли собой довольно печальную картину. Митька понимал это и смеялся, запрятывая куртки в кусты.

— Таким, как мы, обязательно подадут. Барыни — они жалостливые, пожалеют сирот.

А Красавчику не по себе было от этого смеха. Тяжелое давило душу. Им овладела та же тоска, что томила постоянно у Крысы.

Он побрел за Митькой с тем же грустно-покорным видом, с каким каждое утро выходил из логова горбуньи за сбором милостыни. Для него померк как-то сразу ясный день, птицы словно запели тоскливее. А ручей… Красавчику чудилось в его беспокойном ропоте что-то угрюмое и даже зловещее.

Митька, наоборот, вел себя так, словно собрался на веселую потеху. Он шутил, смеялся над своим плачевным видом и сиротством. Вообще он точно переродился. Хмурый, замкнутый у Крысы и в тюрьме, он в лесу вдруг переполнился жизнерадостностью; она так и брызгала из него. Это и радовало и удивляло Красавчика: он был рад перемене в друге, в то же время удивлялся, как можно быть веселым, когда идешь на такое постылое дело, как нищенство. Веселость Митьки поражала еще тем, что он, презиравший «плакальщиков», словно радуется тому, что превратился вдруг в «плакальщика». Этого Красавчик никак не мог понять.

Какая-то узкая быстрая речонка преградила путь. Голубой ленточкой извивалась она в высоких холмистых берегах, то разливаясь тихим прозрачным озерцом, то широкими складками гоня струи воды… В них золотом дрожали солнечные лучи и уродливо расплывались отражения сосен, глядевшихся в воду с уступов берегов.

Нужно было перебраться вброд. Митька уверенно сошел в воду, засучив штаны.

— Мелко тут, — не оборачиваясь, сказал он. — Иди за мной, только не поскользнись скользкие камни тут.

Течение било в босые ноги. Они скользили на камнях, и на каждом шагу можно было упасть. Митьку даже это забавляло. Он балансировал, сопротивляясь течению, и, хохотал.

— Ха-ха! Хорошо бы в одежде искупаться! Тогда бы мокрые мы еще больше настреляли… Верно, Мишка?

Красавчик не выдержал. Веселое настроение приятеля его начинало злить. Последняя шутка вывела из себя.

— И чего ты радуешься-то? — со злобой крикнул он.

Митька в это время выбирался на противоположный берег. Возглас приятеля заставил его обернуться. С лица его не успела сбежать еще веселая улыбка, и в глазах светились лукавые огоньки. Красавчик насупился.


Рекомендуем почитать
Гарденины, их дворня, приверженцы и враги

А. И. Эртель (1885–1908) — русский писатель-демократ, просветитель. В его лучшем романе «Гарденины» дана широкая картина жизни России восьмидесятых годов XIX века, показана смена крепостнической общественной формации капиталистическим укладом жизни, ломка нравственно-психологического мира людей переходной эпохи. «Неподражаемое, не встречаемое нигде достоинство этого романа, это удивительный по верности, красоте, разнообразию и силе народный язык. Такого языка не найдешь ни у новых, ни у старых писателей». Лев Толстой, 1908. «„Гарденины“ — один из лучших русских романов, написанных после эпохи великих романистов» Д.


Биографический очерк Л. де Клапье Вовенарга

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Зефироты (Фантастическая литература. Исследования и материалы. Том V)

Книга впервые за долгие годы знакомит широкий круг читателей с изящной и нашумевшей в свое время научно-фантастической мистификацией В. Ф. Одоевского «Зефироты» (1861), а также дополнительными материалами. В сопроводительной статье прослеживается история и отголоски мистификации Одоевского, которая рассматривается в связи с литературным и событийным контекстом эпохи.


Дура, или Капитан в отставке

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Томъ пятый. Американскіе разсказы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Встреча чумы с холерою, или Внезапное уничтожение замыслов человеческих

В книге представлено весьма актуальное во времена пандемии произведение популярного в народе писателя и корреспондента Пушкина А. А. Орлова (1790/91-1840) «Встреча чумы с холерою, или Внезапное уничтожение замыслов человеческих», впервые увидевшее свет в 1830 г.