Крамола. Книга 1 - [8]
Андрей выехал на полверсты вперед полка и теперь уже хорошо различал группы всадников (каждая по численности равнялась взводу) и редкую строчку цепи между ними. Противник стоял, похоже, поджидая наступавших, и, судя по видимым его силам, по поведению, происходило что-то необычное. Возможно, там думали, вступать в бой или отойти пока не поздно к железной дороге, поближе к эшелонам.
А что, если противнику неизвестно, сколько штыков идет навстречу ему? И, пользуясь замешательством, взять да и ударить сейчас с ходу и открыть дорогу не только к полотну, но и за него: в этом месте чехи вряд ли держат большие силы…
С правого фланга на взмыленной, запаленной лошади прискакал дозорный.
— Их сотен до четырех! — крикнул он. — В траве лежат!
— На место! — приказал Андрей и скомандовал подбегающим красноармейцам: — В цепь! Всем в цепь!
— Что происходит? — тревожно спросил комиссар. — Почему они не стреляют?
— Не знаю! — зло бросил Андрей. — Спросите у них!
А цепь сама собой выровнялась, зашагала шире, увереннее; натянулась кожа на обожженных солнцем скулах и лбах. До противника оставалось сажен четыреста, когда Андрей увидел тройку конных, отделившихся от противника. Похоже, лошади были свежими, всадники приближались стремительно, и Андрей передал по цепи — залечь! Красноармейцы попадали в траву, лишь один кто-то привстал на колено, держа винтовку у плеча.
— Не стреляйте! — закричали конный, переводя лошадей на шаг. — Не стреляйте!
Конь под Андреем заплясал, вскидывая голову, раздутые ноздри тянули воздух. Шиловский немедленно оказался рядом, его лошадь дышала у левого бока.
— Что? Переговоры? — коротко спросил комиссар. — С какой целью?
— Поедем — узнаем, — ответил Андрей.
Парламентеры остановились, поджидая. Бинокли их шарили по траве, кони хапали траву.
— Езжайте один! — вдруг начальственно распорядился Шиловский. — Только без глупостей, Андрей Николаевич. Не забывайте о сестре.
Андрей молча замахнулся на комиссарскую лошадь, та нервно шарахнулась, чуть не уронила седока. Шиловский едва удержал равновесие. Андрей же, пришпорив своего дончака, поскакал навстречу парламентерам.
— Помните сестру! — крикнул вслед Шиловский.
К всадникам противника Андрей подъехал шагом и остановился в пяти саженях. Те сидели, развалясь в седлах, пили воду из фляжек.
— Я от полковника Махина! — представился поручик в белой от солнца гимнастерке и, тронув коня, выехал чуть вперед.
Андрей сразу узнал его, и фамилию вспомнил — Караулов. Он был при штабе Махина, когда тот служил красным, и именно он, Караулов, привез Андрею последний и бессмысленный приказ отойти в степь. Погоны на поручике сидели ладно и к месту, будто он и не снимал их никогда…
— Не признал вас, капитан!.. Говорят, к богатству… Значит, живы? И слава богу!
— Чем обязан? — сухо спросил Андрей, удерживая лошадь.
— Приказ Махина: завтра к утру быть вам с полком в Уфе, — сообщил серьезно Караулов. — С вооружением и полной амуницией, пешим строем поротно.
— Передайте ему: его приказам больше не подчиняюсь, — отрезал Андрей.
— Ну, хватит, Березин! — прикрикнул поручик. — Хватит мотаться! Сам притомился и полк притомил! — Он перекинул ногу через холку коня и достал папиросы, закурил. — Все, капитан, спектакль закончился, — он совсем уж по-домашнему устроился в седле, попыхивая дымком. — Финита ля комедия!
Двое других откровенно скучали и маялись от жары.
— Я дал слово офицера, — сказал Андрей. — И подписал обязательство.
— У вас взяли! Взяли слово офицера! — звонко проговорил поручик.
— Вы все сказали? — спросил Андрей.
Караулов сбил фуражку на затылок и похлопал коня по шее:
— За исключением одной детали… Если не построите полк, капитан, и не приведете в Уфу, из степи вас не выпустим… А здесь нынче жарковато будет.
Он вдруг напрягся, выплюнул папиросу и, перебросив ногу через холку, поймал мыском стремя.
Андрей обернулся к своим. Полк стоял сгрудившись, и Шиловский, гарцуя на коне перед красноармейцами, что-то говорил им, показывая рукой в сторону противника.
— Агитирует! — восхищенно сказал поручик и расслабился. — Это есть наш последний и решительный бой!.. Кто это? Не Шиловский?
— Не ваша забота, поручик, — буркнул Андрей.
— Да-а, — почему-то озабоченно протянул Караулов. — Я вам, Березин, по секрету скажу. Там, у наших в тылу, тоже агитаторы. Чехи с пулеметами, заградотряд. Толковые с-суки, доложу вам… Всем худо будет, капитан. Если вы беспокоитесь за судьбу сестры…
Он помедлил, и Андрей насторожился, натянул повод:
— Что с ней?
— А так и так расстреляют. Не валяйте дурака, Березин! Выполняйте приказ!
— За что расстреляют?! Я же не предал красных!
— А командарм Махин? — с вызовом спросил Караулов. — Значит, и вы заодно! Разбираться не станут, времени нет. Поверьте, капитан, я знаю большевиков. Не тешьтесь надеждами.
— Я вам не верю.
— Почему? — обескуражился поручик, замерев в ожидании.
Андрей не ответил. Он и сам точно не знал, почему нельзя верить Караулову. Просто перед его глазами явственно стоял тот, красный Караулов, порученец красного Махина. Выглядел он тогда бравым командиром: скрипучий кожан, фуражечка со звездой, новенькая гимнастерка. Быстро двигался, все про всех знал, весело покрикивал и даже агитировал за Красную Армию, за Советскую власть.
Десятый век. Древняя Русь накануне исторического выбора: хранить верность языческим богам или принять христианство. В центре остросюжетного повествования судьба великого князя Святослава, своими победами над хазарами, греками и печенегами прославившего и приумножившего Русскую землю.
На стыке двух миров, на границе Запада и Востока высится горный хребет. Имя ему - Урал, что значит «Стоящий у солнца». Гуляет по Уралу Данила-мастер, ждет суженую, которая вырастет и придет в условленный день к заповедному камню, отмеченному знаком жизни. Сказка? Нет, не похоже. У профессора Русинова есть вопросы к Даниле-мастеру. И к Хозяйке Медной горы. С ними хотели бы пообщаться и серьезные шведские бизнесмены, и российские спецслужбы, и отставные кагэбэшники - все, кому хоть что-то известно о проектах расформированного сверхсекретного Института кладоискателей.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.