Крамнэгел - [32]

— Вы только вспомните все эти обрядовые дела — ритуальные убийства и каннибализм в районе Ноттингхилл-гейт![11] А кровная месть в Беркемпстеде, когда сводились счеты вражды, начавшейся пятьсот лет назад в Северной Нигерии! Вы думаете, его светлость судья Бекуит и судья миссис Макквистон были способны принять в том случае справедливое решение, а? Что скажете? Нам тогда нужен был колдун в полном боевом облачении, который в порядке наказания отрезал бы виновнику полагающийся орган — и точка.

— Но потом все равно последовала бы, я полагаю, апелляция, — сухо улыбнулся сэр Невилл.

Пьютри рассмеялся. Загудел зуммер селектора, и Стокард щелкнул рычажком.

— К вам господин из министерства иностранных дел, — раздался голос секретарши.

— О? — Стокард вопросительно глянул на сэра Невилла, тот кивнул.

— Хорошо, просите. — Стокард выключил аппарат.

— Что же теперь? — спросил он.

— Янки, наверное, пригрозят направить Шестой флот, если мы не выпустим их человека, — пошутил Пьютри.

— Вряд ли они пошлют Шестой флот из-за какого-то полицейского чиновника. Рональда Рейгана или Ширли Темпл[12] еще куда ни шло, но Шестой флот — маловероятно, — заметил Стокард.

Отворилась дверь, и вошел коротенький, очень неопрятный человечек, который как-то очень странно держал голову — то ли собираясь извиняться, то ли играя на воображаемой виолончели и прислушиваясь к ее звучанию. Глаза его бегали вверх, вниз и по сторонам, и при этом на губах бродила жеманная улыбочка. Когда он переставал гримасничать, лицо сразу становилось утонченным и достойным, однако это обстоятельство, казалось, очень его смущало, и он изо всех сил старался произвести впечатление неприглядной никчемности. Представился он как Гайлз де Монтесано. Он был отпрыском одной из старых английских католических семей, и звук «р» раскатывался в его устах далекой барабанной дробью.

— Сегодня утром мы получили сообщение из консульства Соединенных Штатов по поводу мистера Крамнэгела, — заявил он.

— Уже? Однако быстро они работают, быстро, — заметил сэр Невилл.

Улыбнувшись, Монтесано стал похож на святого, умирающего мученической смертью на костре. — Сообщение, полученное нами, носит неофициальный характер, поэтому мы так быстро и получили его, — пояснил он.

— Прошу учесть, однако, что оно носит неофициальный характер только потому, что за ним пока еще не последовало официальной памятной записки или чего-либо подобного.

— Не понимаю, — сознался Пьютри.

— Видите ли, — еще отчаяннее скривился Монтесано, — видите ли, сообщение поступило в форме телефонного звонка мистера Элбертса, личного помощника генерального консула США, и он вполне ясно дал понять, что его звонок не следует считать сугубо неофициальным, поскольку за ним, безусловно, последует письменное извещение. Не знаю, право, достаточно ли понятно я изъясняюсь…

— М-м… Не могли бы вы изложить нам содержание сообщения американцев? — мягко направил его в нужное русло сэр Невилл.

— Полагаю, что именно в этом и заключалась цель вашего визита к нам.

— Совершенно верно, совершенно верно, — захлебнулся безрадостным смехом Монтесано.

— По всей видимости, американцы хотят заверить нас, что не рассчитывают на какое-то особое отношение к этому человеку. Говоря словами мистера Элбертса, он должен был бы лучше соображать. И сам виноват, если не сообразил.

— То есть никакого давления, — сказал Пьютри.

— Что есть отсутствие давления, как не способ оказать давление? — заметил сэр Невилл.

— А-а… — с мудрым видом протянул Стокард.

— Должен отметить, что сначала именно так восприняли звонок мистера Элбертса и мы, — заявил Монтесано. — Сообщение показалось нам слишком уж поспешным… И все же у меня сложилось впечатление, что они искренне смущены случившимся.

— Они и должны быть смущены, — сказал Пьютри.

— Они полагают, что он подвел свою страну.

— Это только потому, что он — за границей, — заметил сэр Невилл.

— Дома, по всей вероятности, он получил бы за это медаль.

— Ну, что вы! — Стокард никак не мог поверить, что существует такая огромная разница между англичанами и людьми, которых он любил называть «нашими американскими кузенами».

Зазвонил телефон. Стокард снял трубку. Послушав немного, сказал: — Ясно. — И положил трубку на рычаг. Сэр Невилл даже не взглянул на него.

— Умер шотландец, не так ли?

— Да.

— Рассуждать больше не о чем, — сказал Пьютри.

— Да, я ждал этого. Мне так и казалось, что наша проблема разрешится возникновением новой проблемы. Итак, мистер де Монтесано, все рассуждения о давлении носят теперь исключительно академический характер. Я больше не могу закрывать глаза на случившееся. Я могу пойти на некоторые скидки, но только в рамках дела об убийстве.

— Конечно, разумеется.

— Можно ли спросить, что вы намерены предпринять? — поинтересовался Пьютри.

— Буду всеми силами добиваться обвинения в непредумышленном убийстве. Какое же здесь предумышление?

— А почему он носил с собой оружие?

— Почему все мы носим с собой зубные щетки, стоит нам уехать из дому хоть на одну ночь? Сила привычки.

— Неужели, по-вашему, он такой идиот?

— Не забывайте, что он полицейский.

— Н-да. Их полицейский.