Крах «Операции Полония» 1980–1981 гг. - [25]

Не будь этих серьёзных деформаций в классовом сознании значительной части польских трудящихся, контрреволюции не удалось бы втянуть их в свои разрушительные акции. Социально-экономический и политический кризис, который начался в ПНР, не принял бы такого разрушительного масштаба и был бы преодолён при всей его глубине и серьёзности средствами и в рамках социалистического демократизма[64].

Однако вернёмся к событиям того времени — массовым выступлениям и забастовкам польских рабочих в июле — августе 1980 г., проходившим в условиях, когда система социалистических ценностей в общественном сознании была уже серьёзно расшатана.

Каковы были характер и цели этих выступлений, их направленность — против социализма или за него? Почему значительная часть польского рабочего класса пошла за классово чуждыми ему элементами, стремившимися к реставрации капитализма?

Все империалистические интерпретации польских событий 1980–1981 гг. исходят из того, что социальные конфликты летних месяцев восьмидесятого означали ни больше ни меньше как отвержение рабочим классом социалистических принципов и «голосование» за буржуазную систему ценностей. Однако совершенно очевидно, что такое фантастическое превращение польских рабочих в свою классовую противоположность было просто невозможным — и в силу их объективного социального положения, их места в системе общественного производства, и по той причине, что рабочий класс Польши имел достаточно времени, чтобы на собственном опыте оценить все преимущества социализма.

Справедливая оценка рабочих выступлений содержалась в документах IX Чрезвычайного съезда ПОРП, который охарактеризовал события июля — августа 1980 г. как «протест не против социализма, а против нарушения его принципов, не против народной власти, а против неправильных методов управления, не против партии, а против ошибок в политике её руководства». Да, это был действительно протест, направленный в конечном счёте на очищение социализма от всего ему чуждого и наносного. Но в то же время «справедливость протеста» рабочих нельзя понимать абсолютно, без учёта тех довольно устойчивых деформаций в их сознании, которые позволили антисоциалистическим силам, зацепившись за них и всячески их раздувая, столь длительное время манипулировать широкими рабочими массами[65].

Поэтому столь далека от истины точка зрения некоторых исследователей, которые рассматривают выступления рабочих летом 1980 г. как «полностью справедливый протест». Такая абсолютизация совершенно неправомерна. В этих рабочих выступлениях нельзя не видеть внутренней противоречивости. Да, рабочие выступали за социализм, отнюдь не против него. Это неоспоримый факт. Но их представления о социализме к этому времени были уже в достаточной степени искажены.

Именно против подобных односторонних трактовок рабочих выступлений лета 1980 г. выступил польский партийный публицист Е. Крашевский. «Пожалуй, уже сегодня (его статья была напечатана в газете «Трибуна люду» в 1983 г.) можно выразить сомнение, — писал он, — не является ли слишком частое использование утверждения «протест рабочего класса» — формулировки, выполняющей ныне роль отмычки для открытия любых дверей, — упрощённым понятием более сложного явления? Может быть, настало время, чтобы приступить к серьёзным исследованиям всего комплекса тенденций, которые имели место летом 1980 г.? Какое влияние на них оказали на самом деле деформации и ошибки, а какова роль политического противника, который использовал недовольство рабочего класса? Когда и каким образом к обоснованному возмущению рабочих подключились усилия внутренней оппозиции и антикоммунистических центров Запада?.. Настало время, — заключает свою мысль автор, — приступить к солидному, всестороннему и лишённому эмоций анализу того, что случилось летом 1980 г. в Польше… В этом анализе надо отделить то, что было здоровым в движении протеста в июле — августе 1980 г., от того, что было чуждым, привнесённым извне и запланированным заранее в антисоциалистических целях».

Что же произошло летом 1980 г.? Какова была внешняя конкретная канва тех событий, о глубинной сути которых уже шла речь?

События развернулись для многих неожиданно бурно, но не сразу приобрели политическую окраску.

Решение правительства о повышении цен на ряд продуктов питания было принято в июле. Оно, под нажимом западных банков, готовилось в спешном порядке и без соответствующих консультаций с низовыми партийными и профсоюзными организациями. В определённой степени реакция трудящихся была бы смягчена, если бы партия откровенно рассказала о причинах, вызвавших необходимость принятия подобной меры, и предложила бы на широкое обсуждение новую, достаточно проработанную и обоснованную социально-экономическую стратегию. Но бывшее руководство ПОРП не пошло на такое самокритичное разъяснение, полагая, что все обойдётся и так. К сигналам с мест о напряжённой обстановке во многих городах страны оно не прислушалось.

Забастовки начались в июле в ряде польских городов, но массовый, почти всеобщий характер они приняли тогда только в городе Люблине — промышленном центре юго-восточнее Варшавы. Все или почти все предприятия города 16, 17 и 18 июля оказались парализованными. Тысячи рабочих вышли на демонстрации в знак протеста против повышения цен. Здесь проявилось все то, о чем мы уже говорили: крупные ошибки и серьёзные просчёты в социально-экономической политике, накапливавшиеся годами, превратили появившиеся неантагонистические противоречия между значительной частью трудящихся и народной властью в серьёзную коллизию — это с одной стороны; а с другой — в выборе форм выражения протеста явственно проступили деформации классового сознания самих рабочих.