Краденые души - [4]

Ульхард очень полюбил волкопсов. Умные и хитрые хищники, от природы наделённые невероятным чутьём, охраняли границы лучше, чем это могли бы сделать люди. Дисциплина в волкопсовых стаях восхищала человеческих вояк. Ульхард вооружил зверюг короткими мечами и кремнёвыми пистолетами; некоторые из них, вожаки стай и фавориты короля, научились носить одежду и очень забавно выглядели в кафтанах и кружевных рубахах, с широкими ремнями, на которых висело оружие, но без штанов, мешающих им метить территорию.

Они были преданы своему королю, как бывают преданы только умные собаки. Ульхард не мог это не оценить. Громадный, бурый с проседью, гривастый кобель по имени Гхоти-Тью, вожак, объединивший все стаи волкопсов под своей… скажем, лапой, был любимцем Ульхарда и считался одним из маршалов Закатного Края.

Быколюды стали резервным войском Ульхарда. Они стоили ему дёшево, гораздо дешевле, чем волкопсы, питающиеся мясом, а в бою стоили немало. Быколюд, одетый в панцирь и вооружённый, кроме меча, рогами, острыми, как штыки, в бою действовал, как живой таран, сметая всё на своём пути; вывести его из строя было совсем непросто. В мирное время быколюды оказались спокойными и кроткими; только во время гона их опасались даже старые соперники-волкопсы — любовь быколюдов разрешалась короткими стычками, зрелищными и кровавыми. Ульхард удивлялся, как они ухитряются так сравнительно редко убивать друг друга.

Армия Ульхарда большей частью состояла из волкопсов и быколюдов, но подобия людей в ней тоже были. Какие-то сумеречные существа во времена, расплывшиеся в памяти, как в воде, выползли из каменных пещер в горах; иногда они нападали на людей, живущих в предгорьях, чтобы их сожрать, иногда сходились с человеческими женщинами. Плоды этой любви — скорее, насилия — были выше людей и шире в кости, с кожей серой, как камень, породивший их отцов, часто — с бледными глазами, в которых зрачок выглядел яркой точкой в мутной белизне, расплываясь в темноте в светящийся круг. Серые видели в пещерном мраке так же, как сумеречная нечисть, дополняя странное своё зрение звериным чутьём. Люди чувствовали к серым инстинктивную ненависть, но эти несчастные метисы обычно наследовали от своих матерей вполне человеческие души.

Их с давних пор забирали вербовщики Ульхарда, чтобы сделать из них королевских гвардейцев. Серой гвардией командовала Лима, леди-маршал, непонятным образом не ощущавшая в их обществе отвращения или злобы. Серые дети были её воспитанниками; многие из них считали её своей истинной матерью. Серая гвардия защищала Вечерний Дом и сопровождала Ульхарда в поездках — метисы были отвратительны жителям Закатного Края, но не так ужасны для них, как волкопсы или быколюды.

Армия Закатного Края могла показаться слишком большой, но его жителям постоянно грозили опасности со всех сторон. Из гиблых лесов то и дело выходила очередная напасть — то дикие звери, вдруг обретающие непонятную разумность, то ужасные существа, которым, казалось, вообще не должно быть места в мире. Волкопсы и быколюды выглядели гармоничным совершенством рядом с этими порождениями кошмаров — и храбро сражались с тварями, возвращая их обратно в мир смерти и ужасных снов. Но хуже были те, кто приходил из-за границ или с той стороны гор.

Отряды то ли людей, то ли человекообразных тварей, одержимые ненавистью, уничтожали всё, до чего успевали дотянуться. Они не грабили, не мародёрствовали, не насиловали — они убивали и жгли, и в их ярости не виделось цели, кроме жажды разрушения. Их вела какая-то инстинктивная ненависть — и полубезумные дикари вдруг обретали сверхчеловеческую силу.

Небольшое время — скажем, с месяц — назад, серый капитан Дилан с небольшим отрядом разведчиков по приказу Ульхарда пересёк границу Закатного Края и углубился в дикие земли. Ульхард хотел, чтобы Дилан стал его глазами — государю хотелось понять, что за место порождает эти приступы бессмысленной злобы.

Провожая команду разведчиков, Ульхард был почти уверен, что больше их не увидит; Дилан, преклонив колено, простился со своим государем, как воин, идущий на смерть. Но, паче чаяния, он всё же вернулся назад и привёл примерно треть своего отряда. Государь встретился со своими гвардейцами в прежней надежде что-нибудь понять.

Они стояли перед резным креслом Ульхарда, рядом с громадным камином, источающим живое тепло, с отмытыми волосами, в новой одежде — но тяжёлые дороги проложили трещины морщин и шрамов на их каменных лицах. Рабы, научившиеся прислуживать друзьям своего государя, налили вина в оловянные кубки, и разведчики выпили по глотку. Молодой боец погладил Эвру по щеке, и она улыбнулась, просияв своими полуночными очами. Ульхард знаком велел начать рассказ.

— Мы перешли границу ночью, у кромки гиблых лесов, — говорил Дилан. — Лунный свет там другой; над лугом реяли светляки. Гиблый лес посветлел, у него пропал запах. Сумрак был прозрачен, как вода. Мы видели дорогу, ведущую из глуби диких земель до нашей границы, а у границы обрывающуюся, как отрезанная лента. Дорогу дважды пересекли маленькие пушистые существа, ростом с кошку, ушастые, движущиеся прыжками, равномерно, как заводные игрушки.