Краденые души - [15]

Ульхард не знал, сколько времени продолжалась эта ночь, пропахшая убивающим огнём. Рассвет забрезжил неожиданно, он поднялся над догоревшими лесами, стыло розовый, безжизненный и неуютный. И все, кто ждал своей судьбы в Вечернем Доме, догадались, что Белый Рыцарь подъезжает к воротам.

Ульхард ждал чего угодно, но произошедшее оказалось так поразительно, что государь растерялся.

Вечерний Дом, древний замок королей Закатного Края, начал стремительно меняться. Он потёк, как ледяное изваяние на солнце, он поплыл и раздробился, как отражение в воде дробит брошенный камень. Ульхард, вцепившись пальцами в оконный переплёт, ждал, что Вечерний Дом сейчас провалится сквозь землю, в самые мрачные глубины мира теней — но этого не случилось.

Просто — Ульхард и все прочие обнаружили себя совсем в другом месте. В другом замке. В другом виде. И это было куда чудовищнее, чем осада и сломанные ворота.

Смотровая площадка башни превратилась в дикое подобие эшафота. Черепа на стальных копьях торчали в парапете, а на сломанном перекрытии болтался мертвец, сделанный из дерева и тряпок. Факелы на винтовой лестнице загорелись синим огнём, а по самой лестнице не по возрасту поспешно взбежал старый Сандик, на котором оказался нелепый костюм, чёрный и в серебряных галунах, с громадной пряжкой в виде черепа на поясе

— Государь, — пробормотал он потерянно, — каминный зал провалился в подвал, а на его месте — ваша библиотека, где теперь трон…

— А где мои феи? — так же растерянно спросил Ульхард.

— Они того… прикованы к стене в бывшей библиотеке, — сказал Сандик.

Ульхард сбежал во двор. Серые воины замерли неподвижно и мертво, как каменные горгульи; Ульхард дотрагивался до их рук, лиц — и ощущал шершавый холод неживого камня: стражи больше не было. Над двором навис громадный паук из чёрного камня, непонятно как держащийся на перекрытиях в виде коленчатых лап, а ворота приобрели сходство с оскаленной пастью.

Вечерний Дом теперь выглядел, как ад, намалёванный бездарным маляром на холсте для того, чтобы стать декорацией к предельно бездарной комедии. Бездарной — и злой.

Ульхард вошёл в собственный замок, как в чужое и враждебное место. Его свита, похоже, заблудилась в лабиринте непонятно откуда взявшихся мрачных галерей и лестниц, ведущих неизвестно куда. Вход в подвал, которым стал любимый каминный зал Ульхарда, был заперт громадным замком и затянут паутиной толстых цепей. Ульхард подумал, что беженцы, которых он приютил, теперь там — и неизвестно, живы они или нет.

Вероятно, мертвы.

Бесноватый, которого держали в подвальном каземате, напротив, оказался наверху. Его скрюченное тело было прибито к какой-то нелепой решётке то ли копьями, то ли стальными кольями. Выпученные мёртвые глаза глядели в пустоту; Ульхард вдруг понял, что у бесноватого было лицо Белого Рыцаря — и содрогнулся.

Он как раз разыскал бывшую библиотеку, когда раздался каменный грохот извне. В ворота ударили каким-то магическим тараном, от которого они сразу слетели с петель, подумал Ульхард — его это, почему-то, не занимало. Он вошёл в новое помещение, которое оказалось нелепой пародией на тронный зал.

Нагие феи были распяты на стене с двух сторон от громадного сооружения из ржавого железа и глянцевого чёрного дерева. Деревянный чёрный паук растопырился над этим безумным сиденьем, как некий балдахин. Шерн пытался выдрать из стены стальное кольцо, удерживающее руку Эвры; рядом с ним на полу сидел обожжённый волкопёс.

Ульхард кинулся вперёд. Феи смотрели на него прекрасными синими глазами и молчали. Корхи повернул морду, насторожил уши — и как будто хотел что-то сказать, но не успел.

Двери, изрезанные жуками, черепами и скрещёнными топорами, распахнулись: в зал ввалилась свита Белого Рыцаря во главе с ним самим.

Лимы в свите не было. А у всех остальных — у каждого из них — было лицо Белого Рыцаря, одно и то же ухмыляющееся лицо самодовольного холуя, наконец-то, дорвавшегося до вожделенной власти.

— Теперь ты заплачешь кровавыми слезами, Ульхард-Злодей! — радостно сообщил Белый Рыцарь, и Ульхард вдруг почувствовал, что его душит хохот.

Он смеялся Белому Рыцарю в лицо, и феи звонко хохотали у него за спиной, и, кажется, хохотнул Шерн, и волкопёс залаял с радостным визгом, а Белый Рыцарь стоял в нелепо героической позе, приоткрыв рот, будто он был механической игрушкой и в нём внезапно кончился завод.

Это продолжалось, наверное, с минуту.

— Как ты смеешь ржать? — рявкнул Белый Рыцарь в паузу, когда Ульхард на мгновение остановился, чтобы вдохнуть и вытереть слёзы. — Ты же побеждён! Твоё королевство повержено! Теперь ты умрёшь!

— Да неужели! — простонал Ульхард. — Да если бы ты мог понять, насколько всё это смешно — даже то, что страшно! Ты так ничтожен, что даже убийства превращаешь в фарс, жалкий ты палач…

Жуткие существа с лицами Белого Рыцаря как-то дёрнулись, потекли — и пропали. Сам Рыцарь сжал кулаки и шагнул к Ульхарду.

— Ты хоть понимаешь, с кем говоришь, гад ты этакий? — выкрикнул он, трясясь от негодования, злости и нелепой, какой-то детской, обиды. — Ты знаешь, кто я?

— Знаю, — сказал Ульхард, с трудом взяв себя в руки. — Трус — ты ни разу не сражался честно. Убийца — убийства радуют тебя, как могильного червя. Спесивый болван — интересно, ты можешь сказать хоть одно разумное слово?