На лестнице она упала. Сломала каблук и порвала чулок. Благодаря этому печальному происшествию досада переросла в гнев. Ей захотелось изорвать платье, не оправдавшее ее надежд. В ярости она дернула за край выреза, обнажив вялую грудь, затем принялась за подол и терзала его до тех пор, пока не показались розовые трусики. Женщина в зеркале на площадке второго этажа была страшна как смерть. К тому времени, когда Элиза добралась до третьего этажа, прическу постигла участь платья. На четвертом Элиза уже не отважилась смотреться в зеркало и сразу толкнула дверь квартиры.
Марк, слегка обеспокоенный долгим отсутствием жены, вышел ее встречать.
— О! — сумел лишь вымолвить он и застыл с округлившимся ртом.
Это было последней каплей. Элиза, захлебываясь слезами, упала на грудь мужа.
— Кто это сделал? — вне себя от тревоги спросил он.
Но рыдающая Элиза не могла говорить.
— Мужчина? — спросил он и тут же пожалел, что высказал подобное предположение.
Она кивнула и зарыдала еще громче. И тогда произошло чудо. Марк крепко прижал к себе жену, грозно бормоча:
— Сволочь! Какая сволочь!
Марк был не столько разгневан, сколько до глубины души потрясен элементарным соображением: он-то полагал, что Элиза принадлежит ему целиком и полностью и так будет всегда, и вот, надо же, едва ее не потерял.
И словно маленький мальчик, которому самой лучшей кажется та игрушка, что нравится другому, он пылко поцеловал жену и поклялся снова завоевать ее любовь, чего бы ему это ни стоило.
