Козлиная песнь - [61]

— Костюм «Молния», — гордо объявила я, демонстрируя комиссии свое произведение.

Все трое наморщили лоб, едва услышали мой голос. Я решила не снимать шляпу не только потому, что она была такая красивая, с двумя птичками, маскирующими дырки от моли, — если бы я ее сняла, у меня рассыпались бы волосы, которые я зачесала вверх.

— Пиджак с пуговицами.

Словно на аукционе, я подняла высоко вверх строгий черный пиджак, усеянный перламутровыми рубашечными пуговицами. В ансамбль входила также юбка, сшитая из штанин с распоротыми внутренними швами.

— Молодой человек, вы прекрасно шьете, но я не уверена, что это самый прямой путь на факультет пространственного дизайна.

Члены комиссии охотно посмеялись шутке председательницы. Дама хоть и хихикала вместе со всеми, но все же сочла своим долгом проявить интерес к моему швейному искусству.

— И какова же ваша концепция?

Первое, что пришло мне в голову, — это сказать, что я не хочу соответствовать общепринятым стандартам.

— Я терпеть не могу умещаться в отведенную мне клеточку.

— Пожалуйста, уточните.

— Я считаю важным хорошо выглядеть, потому что мой способ жить опасен: слишком легко скатиться на дно, утратить себя, как это случилось со многими моими коллегами. — Я увидела в их глазах непонимание и сформулировала яснее. — Моя концепция состоит в том, что в неблагоприятных условиях я продолжаю сохранять достоинство и даже умею использовать эти условия себе на благо. Элементы тех костюмов, что вы видите, я нашла в мешках с мусором.

— В мешках с мусором??? — воскликнули все трое, по-моему, в один голос.

— Используемые для шитья ткани я предварительно как следует стираю.

Председательница понюхала воздух в аудитории, думая, что я этого не замечу.

— Я предпочитаю работать с мужскими костюмами, потому что…

— Расскажите, пожалуйста, еще о мусоре.

— Я долго жила во Франции. Я жила там в гареме среди четвероногих дам. — И я принялась рассказывать о том, какое воздействие на меня оказывало все то, что я видела там вокруг себя, о возникшей у меня острой потребности каким-то образом выразить свои переживания и о моем драгоценном запасе идеально ровных золотых шариков. Я хотела рассказать комиссии, что, столкнувшись в слишком юном возрасте со смертью близких, я пыталась вдохнуть в них жизнь, превращая их в скульптуры, но что у меня ничего не вышло и что поэтому-то я и хочу поступить в академию художеств. Однако мне не дали возможности сказать все это, потому что председательница комиссии принялась шушукаться с обоими соседями. Если бы я сама не оборвала свою речь, она бы наверняка велела мне замолчать властным жестом.

— ПопРРРошу вас собРРРать ваши костюмы, — холодно сказала она, по-особому картавя, словно желая придать себе этим значительности. — Комиссия не будет больше ничего обсуждать, нам и так все ясно. Выслушав ваш рассказ, мы считаем, что вам едва ли пойдут на пользу занятия по колористической композиции или по рисунку с натуры. К тому же вы извращенец. Так что вы свободны и можете больше сюда не приходить. В ближайшее время вы получите официальное письмо.

Сама дивлюсь, откуда у меня взялось столько хладнокровия, но я выпрямила спину и продолжила незаконченную речь. Это была моя последняя надежда. Пока троица экзаменаторов изучала список фамилий, я рассказывала их макушкам про то, что сейчас вынуждена искать материалы для своих работ в мусорных бачках, но потом, закончив академию и овладев необходимыми навыками, я забуду о земном и углублюсь в чисто эстетское, абстрактное и даже эфемерное искусство, для которого не подобрать слов, столь невиди…

— Вот что, девушка или молодой человек, — председательница повысила голос, — не знаю, как к вам правильно обращаться, да и знать не хочу. Я уже сказала, вы чересчур сформировавшаяся личность. К тому же свалки-помойки! Рекомендуем вам изучить произведения Зигмунда Фрейда.

Я взяла со стола костюм с пуговицами и костюм с молниями и аккуратно их сложила. Злая и расстроенная ехала я на велосипеде домой. Я застала тебя за работой: старомодным, подобранным на улице пылесосом ты обрабатывал сердцевины найденных у цветочного рынка подсолнухов.

— Представь себе, они сказали, что я слишком сформировавшаяся личность!

— По-моему, это комплимент. — Одной рукой ты держал за стебель огромный цветок, другой прикладывал к нему сосущую щель пылесоса, чтобы снять желтую пыльцу.

— Значит, на будущий год можно и не пытаться поступить в институт в каком-нибудь другом городе. Там скажут то же самое. К тому же там нам будет негде жить и нечего есть. Или люди везде обращаются с отходами одинаково небрежно?

Я отыскала по «Тайнам», сколько килограммов навоза в год производит председательница приемной комиссии. Хотела бы я посмотреть, как бы у нее вытянулась физиономия, если бы асфальт и гигантские канализационные трубы в земле вдруг стали стеклянными и она увидела бы их содержимое, включая и ее собственный ежедневный вклад; стала ли бы она тогда разгуливать поверху с таким важным видом?

— Вот бы это стекло пропускало еще и запахи, — фантазировала я вслух, — пусть в нем будут маленькие незаметные дырочки. Мадам небось умерла бы на месте.