Козацкому роду нет переводу, или Мамай и Огонь-Молодица - [198]
— А ещё чем? — не скрывая насмешки, спрашивала чёртова шинкарочка.
— На другую ночь я мажу усы мёдом и дёгтем.
— А ещё?
— На третью — змеиным салом.
— А ещё?
— Медвежьим пóтом.
— А ещё?
— Не скажу, — застыдился пан обозный.
— Отчего ж?
— Неловко… ты ж — пани!
— Ого! — и Настя Певна так захохотала, что прикрытые в шинке ставни сами собой растворились, как от ветра. А шинкарка, едва превозмогая смех, спросила — И как они у тебя… и как… те крысьи хвостики… вовсе не повылезали?
Пампушка рассердился.
И стал хорохориться.
— Как ты смеешь?! — крикнул он. — Ведь я — пан Пампушка-Стародупский.
— Что вы говорите! — угодливым голоском, будто перепугавшись, молвила Чужая Молодица. — Так наш пан обозный — урожденный шляхтич?
— Да уж не иначе!
— Могущественный владелец села Стародупка?
— Ага.
— Так то про вас идёт слава по обоим берегам Днепра?
— Вот-вот! — выпятил пузо пан полковой обозный: гнев его помаленьку утихал.
— Я слыхала про вас давно уже. Далеко от сих мест слыхала, пригожий мой паночек…
— Отколе ж ты прибыла в наш славный город? — спросил пан обозный, а Настя-Дарина ответила песней:
— Золото, а не молодица! — сказал, просыпаясь, пьяненький с горя Саливон Глек.
— Что ты сказал? — вдруг встревожился обозный.
— Клад, а не бабочка! — повторил, ещё крепче хмелея, старый гончар.
— Что ты сказал? Повтори!
— Клад…
— Ты сказал… ты сказал… клад?! — дрожащим тихим голосом переспросил Пампушка.
— Ага… так-таки и сказал: клад!
— Ты что-нибудь такое… про неё… знаешь? — шёпотом и заикаясь, как гетман Однокрыл, спросил Купа. — Ты что-то про неё знаешь, пане Саливон? Ну, скажи! Про эту новую шинкарочку… что-то знаешь?
— Впервые вижу сию весьма пригожую молодицу, — отвечал Саливон Глек.
— Ты от меня лучше не таись. Говори!
— Как перед богом!
— Мне… мне ты можешь во всём признаться. Ведь мы с тобой, старый мой дружище…
— Чего тебе от меня надобно? — удивился гончар.
— Скажи: ты чего это ляпнул, что шинкарочка — клад?
— Ты же сам видишь, как она хороша!
— Ну и что? — не отставал Пампушка.
— Вот тебе и клад!
— Постой-ка, постой! Ого! — зачастил пан Купа. — Ты, гончар, полагаешь, что сия бабочка — не так себе просто…
— А что?
— Я уже смекнул: сколько дукачей в её монисте?! Вся в золоте! На каждом пальце — перстни! В ушах — серьги! На стойке, вокруг неё, что песку — червончиков?! Догадываюсь! Вся она в золоте?! Разумею! Клад! Вышел из-под земли и сам даётся в руки.
— Страшно в таком деле ошибиться.
— В чём ошибиться?
— А что… коли мы зря это на шинкарку подумали? Что, коли она — вовсе и не клад?
— Ну какой же ты, Саливон: то клад, то не клад! Сам же только что сказал, что молодица — клад. Говорил? Говорил!
— Тьфу на твою голову! — рассердился Глек и встал, чтоб идти домой, ибо и так его ожидала уже добрая у Лукии проборка. — Будь здоров!
— Иди здоров! — сгоряча бросил пан обозный, но, опомнившись, схватил гончара за рукав. — Ты же сказал мне, что молодица — клад? Сказал иль не сказал?
— Сказал, сказал! Отвяжись…
— Ну вот! Говорил, что клад? А кто ж не знает, что запорожские клады, когда кончается заклятье, выходят из-под земли и оборачиваются…
— Чем оборачиваются?
— Чем вздумается нечистой силе.
— О?!
— Который — собакой прикинется. А который…
— Знаю, слыхал!
— В одном селе… в ночь под Христово воскресенье… когда все ушли в церковь… к старой бабке, что осталась дома одна, входит будто бы парубок, да и просит поесть. «Что ж я тебе дам под велик день! Постного ничего уже не осталось». — «Да чего хочешь, того и дай!» Вот баба к догадалась, что то клад вошёл парубком! Схватила она кочергу да по спине его — трах!.. И как посыпались из него дукачики…
— И про то я уже слыхал…
Но угомонить Пампушку было невозможно.
Схватив цехмистра за рукав, он вёл своё:
— А то, вишь, идёт как-то дядько. Ан перед ним — корова. «Откуда это, думает, взялась корова?» Прямо не по себе ему стало, что корова будто из-под земли выросла. «А может, думает, то мне грошики господь посылает?»— да корову дрючком! И как посыпались дукачики… матинка моя!..
Когда уже стало невтерпёж, гончар молвил:
— Прощай! Поди да выспись.
— Ты же сам сказал… и я думаю, что это нам с тобою господь бог посылает…
— Отчего так решил?
— Пора бы уж! У меня с паном богом, видишь ли, свои счёты! — и Демид Пампушка подумал про воз ладана, сожжённого в степи. — Вот я и полагаю, то мне сам бог послал сию шинкарку, сей пригоженький клад, сии денежки…
— Ты что надумал? — испугался цехмистр гончаров. — Этакую славную молодичку — да дрючком?
— Да ты ж видел — сколько на ней дукачей? Сверху — столько золота. А сколько же внутри? Подумай сам? Дукачи — то ж вернейшая примета!
— Чего ж тебе от меня надо?
— Ничего бы и не надо! Я и без тебя управился бы, чтоб не делиться. Да… коли уж так неладно вышло, что и ты обо всём догадался, так помоги мне взять.
— Чужую Молодицу?
— Клад! Только ни слова Оникию Бевзю, чтоб не пришлось и с ним делиться! А когда мы с тобою возьмем-таки…
— Придется огреть?
— Дрючком.
— А если она… если не клад? Если то просто молодица? Что тогда?
— Неужто в толк не возьмёшь: никто у нас той шинкарки прежде не видал? Не видал!
XVII век, колонии Нового Света на берегах Карибского моря. Бывший британский офицер Эдвард Дойли, потеряв должность и смысл жизни, волей судьбы оказывается на борту корабля, принадлежащего пиратской команде. Ему предстоит пройти множество испытаний и встретить новую любовь, прежде чем перед ним встанет выбор: продолжить службу английской короне или навсегда присоединиться к пиратскому братству…
В основе повести — операция по ликвидации банды террористов и саботажников, проведенная в 1921–1922 гг. под руководством председателя областного ЧК А. И. Горбунова на территории только что созданной Удмуртской автономной области. К 70-летию органов ВЧК-КГБ. Для широкого круга читателей.
В начале девятнадцатого столетия Британская империя простиралась от пролива Ла-Манш до просторов Индийского океана. Одним из строителей этой империи, участником всех войн, которые вела в ту пору Англия, был стрелок Шарп. В романе «Тигр стрелка Шарпа» герой участвует в осаде Серингапатама, цитадели, в которой обосновался султан Типу по прозвищу Тигр Майсура. В романе «Триумф стрелка Шарпа» герой столкнется с чудовищным предательством в рядах английских войск и примет участие в битве при Ассайе против неприятеля, имеющего огромный численный перевес. В романе «Крепость стрелка Шарпа» героя заманят в ловушку и продадут индийцам, которые уготовят ему страшную смерть. Много испытаний выпадет на долю бывшего лондонского беспризорника, вступившего в армию, чтобы спастись от петли палача.
События Великой французской революции ошеломили весь мир. Завоевания Наполеона Бонапарта перекроили политическую карту Европы. Потрясения эпохи породили новых героев, наделили их невиданной властью и необыкновенной судьбой. Но сильные мира сего не утратили влечения к прекрасной половине рода человеческого, и имена этих слабых женщин вошли в историю вместе с описаниями побед и поражений их возлюбленных. Почему испанку Терезу Кабаррюс французы называли «наша богоматерь-спасительница»? Каким образом виконтесса Роза де Богарне стала гражданкой Жозефиной Бонапарт? Кем вошла в историю Великобритании прекрасная леди Гамильтон: возлюбленной непобедимого адмирала Нельсона или мощным агентом влияния английского правительства на внешнюю политику королевства обеих Сицилий? Кто стал последней фавориткой французского короля из династии Бурбонов Людовика ХVIII?
Новый приключенческий роман известного московского писателя Александра Андреева «Призрак Збаражского замка, или Тайна Богдана Хмельницкого» рассказывает о необычайных поисках сокровищ великого гетмана, закончившихся невероятными событиями на Украине. Московский историк Максим, приехавший в Киев в поисках оригиналов документов Переяславской Рады, состоявшейся 8 января 1654 года, находит в наполненном призраками и нечистой силой Збаражском замке архив и золото Богдана Хмельницкого. В Самой Верхней Раде в Киеве он предлагает передать найденные документы в совместное владение российского, украинского и белорусского народов, после чего его начинают преследовать люди работающего на Польшу председателя Комитета СВР по национальному наследию, чтобы вырвать из него сведения о сокровищах, а потом убрать как ненужного свидетеля их преступлений. Потрясающая погоня начинается от киевского Крещатика, Андреевского спуска, Лысой Горы и Межигорья.
Мы едим по нескольку раз в день, мы изобретаем новые блюда и совершенствуем способы приготовления старых, мы изучаем кулинарное искусство и пробуем кухню других стран и континентов, но при этом даже не обращаем внимания на то, как тесно история еды связана с историей цивилизации. Кажется, что и нет никакой связи и у еды нет никакой истории. На самом деле история есть – и еще какая! Наша еда эволюционировала, то есть развивалась вместе с нами. Между куском мяса, случайно упавшим в костер в незапамятные времена и современным стриплойном существует огромная разница, и в то же время между ними сквозь века и тысячелетия прослеживается родственная связь.