Козацкому роду нет переводу, или Мамай и Огонь-Молодица - [196]
— Что же вы… запрещаете? — запнувшись, спросила Настя Певна.
— Сие название — противно истине, — глубокомысленно заключил обозный. — Молоко ведь бывает только коровье…
— Овечье! — подсказали пану начальнику из толпы.
— Заячье!
— Кобылье!
— Свинячье!
— Ослиное!
— Это другое дело! — согласился обозный. И пообещал: — Ладно, подумаю.
— Над чем? — не утерпела Настя-Дарина.
— Над новым названием сего гнезда разврата, — важно молвил обозный. — Так, значит, я подумаю… посоветуемся, какое то должно быть молоко. — И, показав щербатые зубы, ласково улыбнулся из-под своих щетинистых усов: — Ты, сладчайшая Настуся, не тревожься… я всё сие обеспечу, солнышко моё! О-бес-пе-чу! — повторил он, явно любуясь этим поэтическим словом.
Оставив в таратайке под приглядом Оникия Бевзя свою блестевшую от работы лопату и порожний мешок, пан Купа отряхнул на себе жупан, и от усталости его и следа не осталось, словно бы и от сердца отлегло, а то ведь, прокопав вместе с катом целёхонький день, пан обозный не нашёл там, где крепко надеялся найти, ни малейшей приметы какого-либо клада, ни-ни!
Оттого-то он такой сердитый и налетел тут на всех.
Однако всё уже миновало.
Усаживаясь в шинке за стол, он глубокомысленно бормотал про себя:
— Так, так! Ага… пускай будет так: «Свинячье молоко»! — и он, довольный этим решением, вынимал из кармана и в охотку жевал совсем зелёные лесные кислички, коими попотчевала его ещё утром какая-то молоденькая цыганочка, ворожея, когда он, случайно её встретив, попросил какого ни есть дьявольского зелья для взбодрения мужеска духа.
И он теперь жевал те незрелые кислички, а ему и впрямь-таки чудилось, словно дух его взбодряется от завороженных цыганкой лесных яблочек.
И такое приподнятое настроение овладело им теперь, что он сам себе ещё пуще понравился.
И шинкарочка Настя Певна пану обозному вдруг приглянулась.
Да и дома его ждала любимая жёнушка, и пан Демид нарочно хотел задержаться, чтоб помучить её ожиданием.
Ему, правда, и отдохнуть здесь хотелось после многотрудного дня с лопатою, после непривычной и тяжкой работы — ведь за всю жизнь не переворочал пан столько земли, как за последние несколько дней, — и Демид хотел малость отдохнуть, чтоб к молоденькой супруге явиться в полной силе и красе.
Сидя у стола, он заглядывался (невольно, конечно) и на шинкарочку, вельможный пан, ибо глаз от неё отвести было невмочь, такая она красовалась там пышная да пригожая, вся в низках кораллов, в дукачах да серёжках, с кольцами да перстеньками на каждом пальце, в цветистом гуцульском уборе, который шинкарка надела сегодня, затем что был ей к лицу, — и она видела, что пану обозному пришлась по нраву.
— Вся горилка за время войны повысохла? — спросил он шутя.
— Да, милостивый пане.
— По моему велению? — чванясь своей властью, спросил полковой обозный.
— Да, ваша вельможность.
— Так налей мне хоть кружку молока! — велел пан Купа-Стародупский и вновь улыбнулся шинкарочке чересчур даже красными губами, что рдели под не столь уж густыми рыженькими усиками.
— Молочка? — переспросила шинкарка, но не тронулась с места.
— Молоко — питьё молодых, благо они пьяны и без того: своею молодостью пьяны. А старикам…
— Нет! — крикнул захожий спудей-латынщик. — У древних сказано: Vinum lac senum! — сиречь вино — молоко стариков! Так-то!
— В противоречиях рождается истина, — глубокомысленно согласился пан обозный.
— А истина — в вине. In vino veritas!
— От ваших непреложных истин может заболеть голова, — зажурчала частым смехом Огонь-Молодица. — Вот послушайте лучше!
И она запела.
Затем что, дай ей бог, петь она была горазда:
И прибавила:
— Так-то, пане полковой обозный!
— А отчего же, — спросил Пампушка, — когда в городе нет горилки и в помине… отчего у тебя в шинке столько пьяных? Что все эти люди пили?
— Молоко пили, — блеснула зубами и очами шинкарка.
— С чего же они пьяны?
— Корова у меня, вишь, такая: хмельное даёт молоко.
— Чем же ты её кормишь?
— Рифмами!.. Стихов развелось теперь сколько хочешь. Вот я и отрезаю правый край от страничек разных поэтических книг… да и… сечкою той…
— Там же — не только рифмы? Ведь на обороте…
— Какая ж корова выдержит одни только рифмы?!
— Ты, гляди, всё это, может, шутишь? — в сомнении спросил, грызя Марьянины кислички, пан полковой обозный.
— Упаси господь!
— Я таки словно хмелеть стал… — сам к себе прислушиваясь, озадаченно отметил Демид. — А на меня рифмы не действуют! С чего ж это я пьян?
— Я ведь о том целую песню спела, — развела руками шинкарочка.
— Да ну? — от души удивился пан Купа.
— Перескажи ему своими словами, без песни, — дал совет кто-то потрезвее. — Для пана обозного поэзия недосягаема, как звёзды в небе для борова!
XVII век, колонии Нового Света на берегах Карибского моря. Бывший британский офицер Эдвард Дойли, потеряв должность и смысл жизни, волей судьбы оказывается на борту корабля, принадлежащего пиратской команде. Ему предстоит пройти множество испытаний и встретить новую любовь, прежде чем перед ним встанет выбор: продолжить службу английской короне или навсегда присоединиться к пиратскому братству…
В основе повести — операция по ликвидации банды террористов и саботажников, проведенная в 1921–1922 гг. под руководством председателя областного ЧК А. И. Горбунова на территории только что созданной Удмуртской автономной области. К 70-летию органов ВЧК-КГБ. Для широкого круга читателей.
В начале девятнадцатого столетия Британская империя простиралась от пролива Ла-Манш до просторов Индийского океана. Одним из строителей этой империи, участником всех войн, которые вела в ту пору Англия, был стрелок Шарп. В романе «Тигр стрелка Шарпа» герой участвует в осаде Серингапатама, цитадели, в которой обосновался султан Типу по прозвищу Тигр Майсура. В романе «Триумф стрелка Шарпа» герой столкнется с чудовищным предательством в рядах английских войск и примет участие в битве при Ассайе против неприятеля, имеющего огромный численный перевес. В романе «Крепость стрелка Шарпа» героя заманят в ловушку и продадут индийцам, которые уготовят ему страшную смерть. Много испытаний выпадет на долю бывшего лондонского беспризорника, вступившего в армию, чтобы спастись от петли палача.
События Великой французской революции ошеломили весь мир. Завоевания Наполеона Бонапарта перекроили политическую карту Европы. Потрясения эпохи породили новых героев, наделили их невиданной властью и необыкновенной судьбой. Но сильные мира сего не утратили влечения к прекрасной половине рода человеческого, и имена этих слабых женщин вошли в историю вместе с описаниями побед и поражений их возлюбленных. Почему испанку Терезу Кабаррюс французы называли «наша богоматерь-спасительница»? Каким образом виконтесса Роза де Богарне стала гражданкой Жозефиной Бонапарт? Кем вошла в историю Великобритании прекрасная леди Гамильтон: возлюбленной непобедимого адмирала Нельсона или мощным агентом влияния английского правительства на внешнюю политику королевства обеих Сицилий? Кто стал последней фавориткой французского короля из династии Бурбонов Людовика ХVIII?
Новый приключенческий роман известного московского писателя Александра Андреева «Призрак Збаражского замка, или Тайна Богдана Хмельницкого» рассказывает о необычайных поисках сокровищ великого гетмана, закончившихся невероятными событиями на Украине. Московский историк Максим, приехавший в Киев в поисках оригиналов документов Переяславской Рады, состоявшейся 8 января 1654 года, находит в наполненном призраками и нечистой силой Збаражском замке архив и золото Богдана Хмельницкого. В Самой Верхней Раде в Киеве он предлагает передать найденные документы в совместное владение российского, украинского и белорусского народов, после чего его начинают преследовать люди работающего на Польшу председателя Комитета СВР по национальному наследию, чтобы вырвать из него сведения о сокровищах, а потом убрать как ненужного свидетеля их преступлений. Потрясающая погоня начинается от киевского Крещатика, Андреевского спуска, Лысой Горы и Межигорья.
Мы едим по нескольку раз в день, мы изобретаем новые блюда и совершенствуем способы приготовления старых, мы изучаем кулинарное искусство и пробуем кухню других стран и континентов, но при этом даже не обращаем внимания на то, как тесно история еды связана с историей цивилизации. Кажется, что и нет никакой связи и у еды нет никакой истории. На самом деле история есть – и еще какая! Наша еда эволюционировала, то есть развивалась вместе с нами. Между куском мяса, случайно упавшим в костер в незапамятные времена и современным стриплойном существует огромная разница, и в то же время между ними сквозь века и тысячелетия прослеживается родственная связь.