Ковыль - трава степная - [3]

Луну застилали тучи. Она краснела и клонилась к закату. От легкого ветра шуршал сухой татарник, к запаху донника примешивался горький запах полыни.

Яма у болота заросла бурьяном. КудряЛЬв пошарил по склону руками и отыскал тайник. Разрыть сразу не решился. Сел, закурил и только потом разгреб землю. Консервная банка оказалась на месте. Евгений попытался ее открыть, но она треснула, как высохшая скорлупа, и развалилась. На колени упала полуистлевшая бумага, спички, комочки слипшегося та" бака. Дрожащими руками Кудряшов собрал табак, вырвал из блокнота лист бумаги, торопливо свернул цигарку. Прикурил ее от сигареты и жадно затянулся. Затрещала жестяная ржавчина, язык щипнул едкий, прогорклый дым. Евгений отбросил самокрутку, медленно поднялся и зашагал дальше.

"Куплю стакан табаку и в новой банке там же спрячу", - подумал он и неожиданно почувствовал облегчение. Перекинул из руки в руку чемодан и прибавил шаг. Над степью, как над огромной холкой вороного коня, дугой изгибался Млечный Путь. Серебряными колокольчиками на дуге мерцали звезды и молчали, боясь спугнуть чуткий сон летней ночи. Над Волчьим логом висел опрокинувшийся ковш Большой Медведицы и лил на землю предутреннюю прохладу.

За логом, у болота, сонно журчал родник. Евгений зачерпнул пригоршней воду и напился. Наташке нравился этот род-иик. Тогда, в свой единственный приезд сюда, она стояла вот тут, хохотала и брызгалась студеной водой.

Он ясно представил ее себе: чуть-чуть прищуренные голубые глаза, влажные нервные губы, на правой щеке дрожит родинка.

- Женька, да у вас тут рай! Воздух хоть ножом режь! Вода как нектар!

- А ты пробовала его? - без улыбки спросил Евгений.

- Чего?

- Нектар.

- Нет, - удивленно ответила Наташа.

Он знал, сейчас она обиженно замолчит, прогонит с лица улыбку: опять он не понял или не хочет понимать.

Знал, что обидится, и вот почему-то одернул, спустил с неба на землю. Может быть, оттого, что все это напоминала плохую актерскую игру. А может, оттого, что слова здесь, в степи, звучали фальшиво. Они были просто не нужны.

Кудряшов умылся и сел у родника. Впереди был памятник Чайке. Глубокой канавкой вырезанный в земле контур звезды и в центре слово "ЧАЙКА". О своем памятнике он рассказывал Наташе, но что-то удерживало показать его ей, хотя в прошлый приезд сюда она настойчиво просила об этом. Почему он не открыл жене свое самое сокровенное место? Евгений и сам не мог тЛком ответить на этот вопрос.

Пожалуй, это была его первая тайна от жены. Первая, но не последняя... С каждым годом их становилось все больше. Он не хотел этого, но так получалось. Некоторые из них касались денег, и от этого каждый раз на душе было гадко, будто обворовывал близкого, обворовывал подло и предательски.

Тайны не всегда оставались тайнами. И когда они раскрывались, в семье случались неприятные объяснения. Первый такой разговор произошел в тот год, когда родилась Л годочка.

Строительный участок, на котором работал Евгений, был одним из первых в управлении. И молодой, но знающий дело, энергичный инженер Евгений Кудряшов очень скоро пришелся по душе как рабочим, так и начальству. Дела в бригадах спорились, и огромный цех будущего химкомбината рос как на дрожжах. К зарплате прибавлялась ежемесячная премия, и Наташа радовалась:

- Если у тебя дела и дальше так пойдут, то через полгодика мы купим новую мебель!

Евгений не возражал. Новую так новую! Хотя не мог понять, зачем надо покупать непременно новую, если и эта не так уж стара и плоха.

- Следующую премию всю отложим на книжку! - тоном, не допускающим возражений, говорила жена. Глаза ее щурились, начинали жадно блестеть, ноздри раздувались. - Ты видел у Черепивских немецкий гарнитур? - спрашивала Наташа. Он не успевал ответить. - Трюмо мы поставим вот тут, "хельгу"...

Евгений видел: жена меняется на глазах. Становится совсем иной, непохожей на ту, прежнюю, чистую, щедрую, с душой, открытой для добра. Но серьезного значения этому не придавал и втайне думал: наверное, все молодые матери ведут себя так. Прижимался щекой к нежным, теплым ручонкам дочери и забывал обо всем на свете, прощал все своей Наташке. А первый гром грянул тут же...

Над Волчьим логом небо сохой пропахал метеорит. Рядом с Евгением от испуга громко пискнул суслик и зашуршал травой, удирая к своей норе. Ночь съежилась и потемнела...

Общее собрание строительного управления было шумным и коротким. Соседний участок работает из рук вон плохо, тормозит строительство всего химкомбината. Строительные материалы там не берегут, организация труда отвратительная, дисциплина не лучше. На участке завелись хапуги и пьяницы. Речи звучали отрывисто и зло.

Красный от возмущения, на трибуну поднялся Кудряшов. Гневно говорил о людях, кто свои интересы противопоставил государственным, о том, что соседи не дорожат высоким званием строителя и, хуже того, позорят его. Руководители участка должны вспомнить, чему их учили в институте и чего это стоило народу и государству!

А когда страсти улеглись и собрание закончилось, парторг управления подозвал к себе Евгения и, улыбаясь одними глазами, сказал: