Ковер - [13]

Помимо девочки, в комнате была ее старая матушка или бабушка - девочка даже не знала кто, так как эта изможденная, похожая на потемневшую мумию, страшная женщина, почти все время сидела склонившись над маленьким столиком в противоположном конце комнаты, и беззвучно, горько рыдала - девочка не раз видела ее крупные, полные страдания слезы, и сама начинала плакать. Время от времени женщина поднималась, и тяжелой поступью, от которой что-то мучительно скрипело, выходила из комнаты - непременно вслед за этим щелкал замок, и девочка оставалась запертой. Тогда ей было особенно жутко, и она, одинокая, болезненная, дрожала, и молила у кого-то, неизвестно у кого, чтобы матушка поскорее возвращалась. Но матушки очень-очень долго не было, а когда она наконец возвращалась, то казалось еще более страшной, умирающей девочка не могла смотреть на нее без рыданий. А матушка (или бабушка, если хотите) - протягивала в своих костлявых, изъеденных морщинами руках либо краюшку черствого хлеба, либо еще какую-нибудь весьма непривлекательную еду, которую, однако, девочка тут же съедала, так как буквально умирала от голода.

День за днем, месяц за месяцем, год за годом - все надрывался за окном снежный ветер, и не уходила тоска. Все так же было холодно, одиноко, жутко. Девочка видела, что матушка ее день становится все более слабой, похожей на мумию. Теперь все реже поднималась от стола, и все рыдала, рыдала. И девочка привыкла к постоянному голоду, сама стала похожа на мумию - у нее время от времени сильно кружилась голова, когда же она поднималась с кровати, и пыталась пройтись по комнате, то ноги ее подгибались - она совсем ослабла, и большую часть времени тоже рыдала...

...А за окном все ветер, тьма, снег - все воет, все кружится - девочка очень много спала, ведь во снах она видела что-то светлое, пусть и не ясное, пусть и забывающееся сразу после пробуждения - все-таки это было бегство...

...Однажды матушка очень долго не поднималась из-за стола - девочка звала ее, а потом, дрожа от холода и от ужаса, решилась на то, на что никогда прежде не решалась - поднялась и подошла к сидящей матушке. Лицо той стало темным, жутким - она уже давно умерла. Девочка закричала, бросилась на кровать, и тут же погрузилась в темное забытье - это было хоть какое-то бегство из кошмара.

Должно быть, она очень долго пролежала так, но, в конце концов очнулась, и поняла, что не сможет больше спать - с трудом поднялась, и с еще большим трудом, сильно покачиваясь из стороны в сторону, прошла к маме - та еще больше потемнела. Девочке немалого труда стоило перебороть себя, протянуть к ней руку, дотронуться - тогда матушка рассыпалась в прах. Ничего не осталось кроме сухой горстки, которую тут же подхватил ток холодного воздуха, да и утащил в узкую расщелину под дверь.

Девочка осталась совсем одна, и, не зная что делать, куда деваться, она уселась за этот темный стол, за который никогда не садилась - просидела так неведомо сколько времени, а потом вновь лишилась чувств от голода повалилась головой на стол. Какие тогда ей привиделись сладкие, волнующие видения - города сотканные из солнечного (никогда ей прежде невиданного) света; мосты радуг украшающие небо; много-много чего прекрасного видела она тогда, и, верно, никогда бы уже не вернулась в эту маленькую, грязную комнатушку, и вскоре бы холодный ветер развеял ее опустошенное тело в прах, но вернул ее странный, никогда прежде не слышанный скрежет... Точнее - это в первое мгновенье ей показалось, что никогда прежде она такого не слышала такого, а потом вспомнила, что, в самые страшные, темные ночи, когда еще была жива матушка, когда еще сидела, согнувшись над этим столом, то слышала она подобный скрежет за окном. Тогда она лежала под одеялом, медленно, осторожно переворачивалась, и совсем уж осторожно приоткрывала маленькое отверстие, из которого и выглядывала одним глазом на окно - там, за окном бесновался ветер; там, хоть и с большим трудом, виделось что-то расплывчатое, темное - в этом темном была жуть, оно хотело проникнуть в комнату. И девочка спешила отвернуться обратно к стене, свернувшись комочком лежала под одеялом, не смела пошевелиться, не смела вздохнуть громко. Но тогда в комнате была мама, тогда на столе горела свеча - пусть и блеклая, пусть и жалобно трепещущая; тогда было некое внутреннее чувствие, что это страшное, что было за окном, не сможет ворваться.

Теперь девочка подняла голову и обнаружила, что свеча давно уже затухла, что в комнате почти совершенная, непроглядная темень - взгляд метнула на окно, и увидела, что это старое, залепленное грязью стекло выгибается под страшным напором стихии, и вот-вот лопнет - с той стороны слышались стонущие заклятья, некая бесформенная тень носилась там. И тогда девочка бросилась к двери, из под которой выбивалась полоска бледного, зеленоватого света никогда прежде не доводилось девочке выходить за пределы их комнаты - мать никогда не брала ее, а она и не хотела - тот неведомый мир представлялся ей ужасным, и она знала, что ничего кроме боли он ей не принесет. И вот теперь она жаждала вырваться в тот "ужасный" мир, лишь бы только ускользнуть от тени, которая нависла за окном. Она из всех сил дергала ручку (но что, право, за силы у маленькой девочки?), она стучала кулачками, и наконец закричала. Никогда прежде она не кричала, и плакала всегда безмолвно, но вот теперь, слыша как нарастает треск и яростный стон за спиною - закричала пронзительным, жалобным голосом - она звала на помощь, и вкладывала в этот крик все свои силы.