Ковчег детей, или Невероятная одиссея - [2]

Притом смерть не мгновенная, а мучительно медленная, как пытка, когда силы, а вместе с ними и жизнь, уходят по капле.

Мы еще вспомним о 900 днях блокады. Относительно же года 18-го вы не услышите столь душераздирающих историй. Петроградский житель, в отличие от ленинградца, мог отправиться в путь в поисках хлеба. Но то было хождением по мукам. Вместо смерти голодной путника ждала другая погибель — от пули, сабли, холеры.

Как выглядел Петроград той поры?

Очевидцы отмечают прежде всего обезлюдевшие улицы. Трамваи ходили редко и медленно. Вагоны небольшие, с открытыми площадками. Это позволяло пассажирам входить и выходить, а вернее, прыгать на ходу. Автомобили не были похожи на нынешние и напоминали кареты. Но главным видом транспорта остались лошади. Для пассажиров — извозчичьи пролётки, а для груза — большие телеги, так называемые качки, с впряженными в них битюгами-тяжеловозами.

Но и это лошадиное тягло на четвертом году войны почти исчезло с городских улиц. Лошади были мобилизованы для нужд армии. Да и конина стала большим лакомством.

Столица Российской империи затихла и потускнела. Некогда шумные и заполненные разнообразными товарами магазины заколочены досками. Крест-накрест.

Закрылись не только магазины, но и заводы, фабрики и всякие мелкие предприятия. Многие рабочие ушли в солдаты или разбрелись по необъятной России. Революция, подобно тайфуну, зародившись в Петрограде, теперь достигла самого глухого уголка бывшей империи.

Улицы опустели. Зато железные дороги напоминали муравьиные тропы. Сундучки, мешки, чемоданы, узлы, котомки… Шел широкий и стихийный товарообмен. Иногда поиск муки, крупы или сахара забрасывал человека, подобно океанскому течению, невероятно далеко. И бывало, в силу этих обстоятельств, жизнь его складывалась неожиданным образом, а путь домой лежал через годы.

Собственно, так и случилось с маленькими героями нашей книги. Но об этом рассказ впереди.

Война шла на всех фронтах — и там, где стреляли, и там, где отнимали возможность жить, лишая хлеба.

Скудный продовольственный паек выдавался по карточкам — четвертушка, а то и восьмушка фунта плохого и очень плохого хлеба на день. Иногда что-нибудь в придачу. Скажем, ржавую селедку.

Деньги мало что значили. Процветал черный рынок.

Ослабевшие от голода люди падали на улице. Как огонь без топлива, так и человек без пищи постепенно угасает. Но петроградцы отличались необыкновенной живучестью, умением приспособиться и противостоять обстоятельствам и тяготам жизни. И вот весной они взялись за лопаты, стали разделывать под огороды все свободные клочки земли. Даже перед зданием Русского музея, где прежде цвели розы. Большое подспорье к скудному пайку.

Петроградцы страдали не только от голода. Старый Петербург имел в основном печное отопление. И вот, вооружившись топором и пилой, прихватив, в зависимости от сезона, санки или тележку, горожане целой семьей или даже коммуной отправлялись на окраину города. Там было много брошенных домов. Хозяева либо умерли, либо уехали. В дело шли заборы и деревья, которые, спилив, тут же разделывали и грузили на ручной транспорт.

В то время Советы передавали освободившееся жилье, в том числе и большие барские квартиры, рабочим. Печальную известность приобрели петербургские кварталы бедноты, описанные еще Федором Достоевским. С жалким скарбом в руках люди покидали подвалы и чердаки, покидали Васину деревню, расположенную между 17-й и 18-й линиями Васильевского острова, дома Зелемана по Черной речке, княжны Чертковой по Большому проспекту, халупы других окраин.

Дома эти настолько обветшали, что страховые общества отказывались принимать их для страхования. Рабочие спали на соломенных матрацах. Иногда в комнате проживало от сорока до шестидесяти человек — и семейные, и холостые.

Но, перебравшись в барские дома с высокими потолками, жители окраин все равно предпочитали собираться двумя-тремя семьями в одну комнату. Не старая привычка руководила ими, а необходимость сообща пережить голод и холод. В общей комнате ставили прямо на полу маленькую железную печурку, которую прозвали буржуйкой.

Да, людям в то суровое время была не чужда самоирония, был свойствен и оптимизм. Революция вселила в сердца веру в завтрашний день их детей. Это помогало преодолевать трудности и житейские неурядицы.

Но голод все больше наступал на Петроград, на каждый дом и семью.

Еще в середине семнадцатого года министр продовольствия Временного правительства С. Прокопович констатировал: «Продовольственное дело у нас висит на ниточке». На одном из своих заседаний Петроградская городская дума признала, что «положение хлебного дела в городе близко к катастрофе».

После Октября поставки хлеба Петрограду сократились вновь. В среднем город получал тринадцать вагонов хлебных грузов в день. А потребность по самой низкой норме (полфунта хлеба в день на едока) была в тридцать вагонов.

Большевики приняли чрезвычайные меры. Беспощадная борьба со спекуляцией. Вплоть до расстрела изобличенных спекулянтов и саботажников. Обыски всех вокзалов, складов и других помещений в городе и его окрестностях. Это дало результаты. На складах бывших торговых фирм, в железнодорожных вагонах и на баржах обнаружили и реквизировали много продуктов.