Коварный камень изумруд - [59]
Инородцы разом свели оленей в полукруг, шагов за триста от острога, как раз на ружейный выстрел, разом опрокинули нарты на бок, подсверкнули ножи, поклажа с нарт свалилась в кучу, пустые нарты вернулись на полозья, раздался вой: «Хейя! Хейя!» — и полсотни упряжек в пять махов скрылись в приангарской тайге.
— Отчиняйте ворота, суёна масленица! — заорал вниз Провоторов. — Запрягайте сани, везите сюда вываленное добро!
А сам вниз не торопился. Спустился в зал, помедлил и достал два пистолета из ящичного стола. Убедился, что порох подсыпан, курки взведены и сунул тяжёлые пистоли в особые дырки по бокам кресла. Подошёл к узкому окну.
Среди вываленных в снег тюков, видел Провоторов, поднялся в рост столичный купчишка Егоров.
Он и вошёл через время в хоромы купца Провоторова. Вошёл, как был, в инородческой одёже, весь, целиком, в соболях.
— Будь по-здорову, Илья Никифорыч, — приветствовал он Провоторова. — Вот и я.
— А, это... А где народ мой? Требень — где?
— Требень ушёл в свои окаёмы, за пять дней езды сюда. Его позвали к себе эвенки, с большой срочностью. Позвали — как не пойти, пошёл. А народ твой... Филя Одноглазый и прочий твой народ решил было меня обидеть. Ночью и ножами. Эвенки, слава Богу, обиды своим гостям не терпят. Так что, Илья Никифорыч, ты свой варначный народ в количестве четырёх душ — вычеркни из ведомости на вознаграждение.
— А Колька? И Кольку Шпору эвенки прибрали?
Егоров стянул через голову соболиную кухлянку, крепко выдохнул из груди таёжный воздух в жарко натопленную горницу, уселся в кресло и только тогда ответил:
— Утоп на Енисее Колька Шпора. Дорогущее железо утопил, коней утопил и сам не выплыл. Пьян был... скотина, не удержал свой плот в буруне.
Купчина Провоторов отвернулся к окну, быстро перекрестился.
На лестнице послышались пыхтение и весомая сибирская ругань. Четыре казака заволокли в залу один кожаный тюк, за ними ещё четверо волокли второй...
Двадцать шесть кожаных тюков оказалось в зале, перед столом Провоторова.
Последний казак, выходя, ещё раз помянул чью-то матерь, спросил Егорова:
— Железных кирпичей, что ли, натолкал туда, ваше благородие?
— Кирпичей, кирпичей... В остальных пяти тюках, что я пометил красным цветом, там свежая оленина, служивый. Вам на радость. Давай, тащи на кухню, парить, жарить! Гуляйте!
Дверь от радости казака грохнула, будто пушка.
Егоров вынул тесак и расшпилил самый малый кожаный тюк.
Из тюка на пол перекатились, тупо стуча, золотые кирпичи.
У Провоторова затряслись руки.
— Это... будет... чего?
— Это будет, ваше степенство, ваша доля. Тут поболее, чем сто фунтов, тут золота на полтораста фунтов.
— А там... в других кулях что?
— А в других кулях будет моя доля золотых кирпичей. Уж не обессудь, а я с тобой наперёд рассчитался, Илья Никифорыч, и расчёт мой вышел полуторакратный, мимо нашего уговора.
Глава тридцать четвёртая
К Иркуту-городу подплывали ранешным утром. Темно, конечно, по раннему утру, зато день впереди обещался стать светлым. Для Провоторова. Если бы он... решился! Сибирь отрезать от России — на такое дело решиться надо. Как в ледяную прорубь, головой вниз...
Тяжёлый промысловый баркас купчины по реке шёл ходко, аж парус трещал. А у Провоторова мозги трещали. Не мог он верное решение принять. Ведь, по совести говоря, купчишку Егорова надо бы немешкотно в студёную воду столкнуть, не возить с собой лишний груз. Золото, в амбарном весе, что он привёз, золото Евмения, весило почти пятьдесят пудов. На русские серебряные рубли выходило больно много. До того много, что голова кружилась... Вон они, лежат за дощаной стенкой, эти миллионы рублей. В золотом, правда, виде лежат. Но зовут к себе, просто манят.
Стукнув по двери, вошёл кормщик баркаса:
— Подходим, Илья Никифорыч. Куда якориться?
— Туда, где мои лесные да рыбные лабазы.
— Понял. Там уже факелами машут...
Первая несуразность вышла, когда Провоторова встретил его иркутский приказной — Выспань. Лицо его горело — видать, выпил с утра. Врезать бы ему! Да, тут многим бы врезать, да до убою, а где потом людей брать? Нету людей в Сибири! Вот, Выспань — он есть.
Выспань три раза совершил поклон, потом, оглянувшись зайцем, торопливо прошептал:
— Так что, ваше степенство, к началу... кх-мм, заседания вашего со товарищи обещался прибыть Григорий Иванович Шелихов... Владелец, так сказать, «Русской Америки»! Да вон его коляска! Уже прибыл!
От неожиданной вести Провоторов так саданул своему приказчику в лоб, что тот улетел в грязь и сапоги задрал.
Шелихов! Откуда прознал, сволочь, о тайном собрании купцов сибирских? Шпиёны, значит, внутри собрания есть? Или как?
Провоторов зашагал скорым шагом в рыбный лабаз. Там накрывали столы для плотного завтрака, для перекуса и для окончального пира.
Собрание же готовились провести в лесном лабазе. Там столов не накрывали. Собрание требовалось завершить в половину дня, бумаги подписать, те, которые должен привезти с собой американец. А после обеда хорошо то дело обмыть, крепко закусить и трогать поутру к устью Ангары, где, поди, заждался американский корвет.
А Шелихова надобно выпнуть прямо с завтрака. Пусть поест, попьёт, проговорит свои сказки и — долой!
XVI век. Время правления Ивана Грозного в России и Елизаветы II в Англии – двух самодержцев, прославившихся стремлением к укреплению государственности и завоеванию внешних территорий.На Западе против русского царя зреет заговор. К Ивану Грозному прибывает английский посол, капитан Ричардсон. Причем едет он якобы с Севера, обогнув Скандинавские страны и потерпев кораблекрушение в Белом море. Однако в действительности целью путешествия Ричардсона было исследование проходов к Обской губе, через которую, поднявшись по Оби и Иртышу, английские негоцианты собирались проложить путь в Китай, а в перспективе – отнять у Московии Сибирь.
В XV веке во времена правления Ивана Третьего русский путешественник Афанасий Никитин отправился с торговыми целями в опасное странствие. Его скитания затянулись на шесть лет, он «три раза все деньги терял и пять раз с жизнью прощался», но оставил путевые записи «Хождение за три моря» — замечательное описание своего похода. Царь прочитал этот путевой дневник и отправил «по следам» Никитина молодых и энергичных псковских купцов. Об их приключениях в Средней Азии и Китае рассказывает роман «Янтарная сакма».
1758 год, в разгаре Семилетняя война. Россия выдвинула свои войска против прусского короля Фридриха II.Трагические обстоятельства вынуждают Артемия, приемного сына князя Проскурова, поступить на военную службу в пехотный полк. Солдаты считают молодого сержанта отчаянным храбрецом и вовсе не подозревают, что сыном князя движет одна мечта – погибнуть на поле брани.Таинственный граф Сен-Жермен, легко курсирующий от двора ко двору по всей Европе и входящий в круг близких людей принцессы Ангальт-Цербстской, берет Артемия под свое покровительство.
Огромное войско под предводительством великого князя Литовского вторгается в Московскую землю. «Мор, глад, чума, война!» – гудит набат. Волею судеб воины и родичи, Пересвет и Ослябя оказываются во враждующих армиях.Дмитрий Донской и Сергий Радонежский, хитроумный Ольгерд и темник Мамай – герои романа, описывающего яркий по накалу страстей и напряженности духовной жизни период русской истории.
Софья Макарова (1834–1887) — русская писательница и педагог, автор нескольких исторических повестей и около тридцати сборников рассказов для детей. Ее роман «Грозная туча» (1886) последний раз был издан в Санкт-Петербурге в 1912 году (7-е издание) к 100-летию Бородинской битвы.Роман посвящен судьбоносным событиям и тяжелым испытаниям, выпавшим на долю России в 1812 году, когда грозной тучей нависла над Отечеством армия Наполеона. Оригинально задуманная и изящно воплощенная автором в образы система героев позволяет читателю взглянуть на ту далекую войну с двух сторон — французской и русской.
«Пусть ведает Русь правду мою и грех мой… Пусть осудит – и пусть простит! Отныне, собрав все силы, до последнего издыхания буду крепко и грозно держать я царство в своей руке!» Так поклялся государь Московский Иван Васильевич в «год 7071-й от Сотворения мира».В романе Валерия Полуйко с большой достоверностью и силой отображены важные события русской истории рубежа 1562/63 года – участие в Ливонской войне, борьба за выход к Балтийскому морю и превращение Великого княжества Московского в мощную европейскую державу.
После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.
Таинственный и поворотный четырнадцатый век…Между Англией и Францией завязывается династическая война, которой предстоит стать самой долгой в истории — столетней. Народные восстания — Жакерия и движение «чомпи» — потрясают основы феодального уклада. Ширящееся антипапское движение подтачивает вековые устои католицизма. Таков исторический фон книги Еремея Парнова «Под ливнем багряным», в центре которой образ Уота Тайлера, вождя английского народа, восставшего против феодального миропорядка. «Когда Адам копал землю, а Ева пряла, кто был дворянином?» — паролем свободы звучит лозунг повстанцев.Имя Е.
Иван Данилович Калита (1288–1340) – второй сын московского князя Даниила Александровича. Прозвище «Калита» получил за свое богатство (калита – старинное русское название денежной сумки, носимой на поясе). Иван I усилил московско-ордынское влияние на ряд земель севера Руси (Тверь, Псков, Новгород и др.), некоторые историки называют его первым «собирателем русских земель», но!.. Есть и другая версия событий, связанных с правлением Ивана Калиты и подтвержденных рядом исторических источников.Об этих удивительных, порой жестоких и неоднозначных событиях рассказывает новый роман известного писателя Юрия Торубарова.
Книга посвящена главному событию всемирной истории — пришествию Иисуса Христа, возникновению христианства, гонениям на первых учеников Спасителя.Перенося читателя к началу нашей эры, произведения Т. Гедберга, М. Корелли и Ф. Фаррара показывают Римскую империю и Иудею, в недрах которых зарождалось новое учение, изменившее судьбы мира.
1920-е годы, начало НЭПа. В родное село, расположенное недалеко от Череповца, возвращается Иван Николаев — человек с богатой биографией. Успел он побыть и офицером русской армии во время войны с германцами, и красным командиром в Гражданскую, и послужить в транспортной Чека. Давно он не появлялся дома, но даже не представлял, насколько всё на селе изменилось. Люди живут в нищете, гонят самогон из гнилой картошки, прячут трофейное оружие, оставшееся после двух войн, а в редкие часы досуга ругают советскую власть, которая только и умеет, что закрывать церкви и переименовывать улицы.
Древний Рим славился разнообразными зрелищами. «Хлеба и зрелищ!» — таков лозунг римских граждан, как плебеев, так и аристократов, а одним из главных развлечений стали схватки гладиаторов. Смерть была возведена в ранг высокого искусства; кровь, щедро орошавшая арену, служила острой приправой для тусклой обыденности. Именно на этой арене дева-воительница по имени Сагарис, выросшая в причерноморской степи и оказавшаяся в плену, вынуждена была сражаться наравне с мужчинами-гладиаторами. В сложной судьбе Сагарис тесно переплелись бои с римскими легионерами, рабство, восстание рабов, предательство, интриги, коварство и, наконец, любовь. Эту книгу дополняет другой роман Виталия Гладкого — «Путь к трону», где судьба главного героя, скифа по имени Савмак, тоже связана с ареной, но не гладиаторской, а с ареной гипподрома.