Коварный камень изумруд - [5]
— Малозёмов! Наливай «на посошок»! А тебе, поручик Егоров, бежать за «стремянной»! На «стремянную» уже не осталось в экспедиции выпивки!
— Я согласный! — проорал сержант Малозёмов. — Для ради праздника прощаю тебе долг, кулёма егоровская! Ехай, бес с ним, в Сибирь!
Поручику Егорову стало душно от обиды и от общего хохота…
Глава третья
Тут вроде кто-то стал рвать с пояса поручика саблю, да так рвал, что поручик проснулся. Но пока не понял, где он. Во сне или въяви кто-то дерёт с него саблю. А дышать, и правда, тяжко. Нечем дышать. Возле него сопел вовсю государев преступник и рвал с него саблю. Поручик размахнулся, да замах во тьме и в тесноте мал, плохо заехал гаду, попал в тулуп, по плечу.
— Дай саблю! Дай! — шипел преступник. — Не дашь, сдохнем здесь!
Бороться поручику стало невмочь, совсем в глотку не лез воздух, и все члены будто заколодило. Он и не почуял, как преступник вытащил сабельный клинок из ножен и ткнул им прямо в полог. Бычьей кожи полог затрещал, но сабля хорошо отточена, кожа поддалась. Тотчас вроде свет проник в возок вместе с воздухом. Ан нет. Не стало совсем воздуха.
А преступник сопел уже за кожей возка, хрипло рыкал, а за его рыком слышалось громкое шуршание, будто снег протыкался чем-то острым и скрипел от тех протыков.
Поручик пал к прорезу, откуда несло холодом. Вдруг в лицо ему ударил поток света, потом потёк прямо рекой чистый воздух, в возок полез снег, чистый, белый. В голову ударила горячая волна крови, и от неё снова поручик Егоров потерял сознание…
Очнулся поручик на воле. Он сидел в сугробе, прислонённый к большой ели. Буран совсем утих, и тишина снежного дня давила на голову, а белизна снега — на глаза. Прищурившись, будто инородец, поручик смотрел на зелёные ели и соображал, что же ему надобно исполнить по долгу службы? Да! А где преступник? Где весь народ, что обеспечивал сопровождение?
Преступник без тулупа, а только в штатском платье да валенках и с крестьянским треухом на голове, предстал перед ним в проёме огромного снежного сугроба. Сабля в руке подрагивала:
— Нету никого в живых, только лошади уцелели. Они животные, они буран понимают правильно… Ямщик же наш, и точно, пропал совершенно. Так полагаю, что намерился убежать и один спрятаться от бурана. Не вышло, поди. Впрочем, может ещё вылезет откуда-нибудь…
Поручик Егоров встал на вялых ногах, оттолкнул протянутую саблю и прошёл меж дерев по глубоким следам государственного преступника. Шагах в десяти оказался он возле поваленных мелких деревьев, где устроили себе снежный намёт казаки конвоя да успенский староста, укрываясь от ужаса непогоды. Деревья конвойные навалили на старостину подводу с припасами, а сами залезли под медвежью полость, укрывавшую подводу. Там в тесноте, видимо, сначала радовались, потчевались дармовой водкой…
Намёт над подводой получился вроде кургана, теперь разрытого сбоку. В том месте, где разрыто, торчали две ноги в унтах. Ноги вздрагивали.
— Отходит староста, — сказал сзади преступник, — упокой, Господи, грешную душу. Вроде ведь староста. Дураков в старосты не выбирают, а вот смотри ж ты, не выдержал, хлебнул горькой и угорел!
В стороне заржали лошади. Они стояли в глубокой снежной ямине, вытоптанной самими же. Хорошо, что догадались привязать их за уздечки к длинной вожже, было место и расстояние, чтобы топтаться. Ноги старосты перестали дрожать… Смерть догнала мужика.
— Глянь сюда, — указал преступник, — по торопливости али по неведению, не углядели, где прятаться. Под самые высоченные ели залезли. С елей и сыпануло снегом. Враз покрыло наглухо. Захочешь, не выберешься.
— Мы-то выбрались, — шепнул поручик Егоров. — Тебе… Пётр Андреевич, так выходит, я жизнью своей обязан.
— Сабле твоей мы оба жизнью обязаны, — отмахнулся Пётр Андреевич. — Не будь её, руками бы не выгрестись. Снег, он такой плотный при буране, что глина. Пошли, что ли, людей обихаживать…
Людей вытащили, старосту и обоих конвойных казаков положили рядком возле старостиной подводы. Пока поручик Егоров обшаривал мёртвых на предмет ихних бумаг или разных вещей, удостоверяющих личности, Пётр Андреевич шурудил в «бироновском возке». Протёр внутренности, благо снег под рукой. Потом пробрался к старостиной подводе, саблей отрезал от медвежьей полости одну шкуру. Полость благо великое, стачана из четырех шкур. Вот Пётр Андреевич одну шкуру пристроил на пол в своём возке — для тепла. Потом в седельных сумках у лошадей нашёл дерюжьи торбы, куда насыпал достаточно дроблёного ячменя из двух мешков, что вёз с собой покойный староста. Привязал торбы под морды лошадей. Те тотчас захрустели, жадно хватая ячмень.
Поручик Егоров, тем временем, обоих угоревших казаков и старосту закидал комьями лежалого снега, воткнул в изголовья две перевязанные крестом маленькие ели. Хорошо и заметно.
— Хорошо и заметно, — одобрил Пётр Андреевич, — только, не приведи Господь, лисы или волки учуют…
— Так замёрзли ведь они. От мёрзлых — какой запах?
— От мёрзлых — никакого, а вот тулупы на них и прочая одёжа, она пахнет. Дай-кось пару сосудов водки…
Пётр Андреевич той же саблей снёс на сосудах горлышки и облил водкой сугроб над телами.
XVI век. Время правления Ивана Грозного в России и Елизаветы II в Англии – двух самодержцев, прославившихся стремлением к укреплению государственности и завоеванию внешних территорий.На Западе против русского царя зреет заговор. К Ивану Грозному прибывает английский посол, капитан Ричардсон. Причем едет он якобы с Севера, обогнув Скандинавские страны и потерпев кораблекрушение в Белом море. Однако в действительности целью путешествия Ричардсона было исследование проходов к Обской губе, через которую, поднявшись по Оби и Иртышу, английские негоцианты собирались проложить путь в Китай, а в перспективе – отнять у Московии Сибирь.
В XV веке во времена правления Ивана Третьего русский путешественник Афанасий Никитин отправился с торговыми целями в опасное странствие. Его скитания затянулись на шесть лет, он «три раза все деньги терял и пять раз с жизнью прощался», но оставил путевые записи «Хождение за три моря» — замечательное описание своего похода. Царь прочитал этот путевой дневник и отправил «по следам» Никитина молодых и энергичных псковских купцов. Об их приключениях в Средней Азии и Китае рассказывает роман «Янтарная сакма».
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
Иван Данилович Калита (1288–1340) – второй сын московского князя Даниила Александровича. Прозвище «Калита» получил за свое богатство (калита – старинное русское название денежной сумки, носимой на поясе). Иван I усилил московско-ордынское влияние на ряд земель севера Руси (Тверь, Псков, Новгород и др.), некоторые историки называют его первым «собирателем русских земель», но!.. Есть и другая версия событий, связанных с правлением Ивана Калиты и подтвержденных рядом исторических источников.Об этих удивительных, порой жестоких и неоднозначных событиях рассказывает новый роман известного писателя Юрия Торубарова.
Книга посвящена главному событию всемирной истории — пришествию Иисуса Христа, возникновению христианства, гонениям на первых учеников Спасителя.Перенося читателя к началу нашей эры, произведения Т. Гедберга, М. Корелли и Ф. Фаррара показывают Римскую империю и Иудею, в недрах которых зарождалось новое учение, изменившее судьбы мира.
1920-е годы, начало НЭПа. В родное село, расположенное недалеко от Череповца, возвращается Иван Николаев — человек с богатой биографией. Успел он побыть и офицером русской армии во время войны с германцами, и красным командиром в Гражданскую, и послужить в транспортной Чека. Давно он не появлялся дома, но даже не представлял, насколько всё на селе изменилось. Люди живут в нищете, гонят самогон из гнилой картошки, прячут трофейное оружие, оставшееся после двух войн, а в редкие часы досуга ругают советскую власть, которая только и умеет, что закрывать церкви и переименовывать улицы.
Древний Рим славился разнообразными зрелищами. «Хлеба и зрелищ!» — таков лозунг римских граждан, как плебеев, так и аристократов, а одним из главных развлечений стали схватки гладиаторов. Смерть была возведена в ранг высокого искусства; кровь, щедро орошавшая арену, служила острой приправой для тусклой обыденности. Именно на этой арене дева-воительница по имени Сагарис, выросшая в причерноморской степи и оказавшаяся в плену, вынуждена была сражаться наравне с мужчинами-гладиаторами. В сложной судьбе Сагарис тесно переплелись бои с римскими легионерами, рабство, восстание рабов, предательство, интриги, коварство и, наконец, любовь. Эту книгу дополняет другой роман Виталия Гладкого — «Путь к трону», где судьба главного героя, скифа по имени Савмак, тоже связана с ареной, но не гладиаторской, а с ареной гипподрома.