Коварная дама треф - [9]

— Кто?

— Забурунова с Поленовым.

— А эти где же? Посуду битую собирали?

— Вроде того… — промямлил, как нашаливший ребенок, Лаврушка.

— Ну вот что, Лаврентий Павлович, — помолчав, посерьезнел «ушастый». — Вы все равно узнаете, что я сейчас скажу. Думаете, наверное, почему я вам тут разные вопросики эти задаю?

Лаврушка поднял глаза на «ушастого».

— Светлана Туманская найдена мертвой в квартире своей матери.

Лаврушка вскочил на ноги.

— Сядьте! Она вскрыла вены этой ночью.

— Что вы говорите! Зачем?

— Вот и я хочу знать — зачем. — «Ушастый» тяжело вздохнул. — Затем к вам и пришел.

— А я причем?

— Вы! И остальные!

— Я ничего не знаю. Это у Вадима лучше спросить.

— Он в медвытрезвителе.

— Что?

— Кто из вас «скорую» вызвал? Шутники!..

— Это Димыч… Но они оба до крови морды себе посшибали. А Инке не до них.

— Шутники! Ваши шуточки пьяные друзья ваши еще долго помнить будут. Врачи со «скорой» после вас милицию вызвали.

— Вот дурак-то! — схватился за голову Лаврушка. — Это Димыч все! Он за Вадима переживал. Тот упал, словно мертвый. А Мартын совсем в отключке лежал. Кто же знал?

— Вам еще представится возможность и покаяться, и рассказать, как все случилось, а теперь послушайте внимательно меня.

Лаврушка навострил уши.

— С вами Вадим Сергеевич не делился проблемами взаимоотношений с женой? Только теперь без дураков, пожалуйста. Я вам представился. Сами понимаете — откуда я.

— Понимаю, конечно.

— Так как же?

— Ничего не говорил. Чужая семья, знаете ли…

— Но вы же дружили! Общались, так сказать.

— Встречались… учились вместе… но сколько лет прошло!..

— У них, вроде, последнее время были разногласия?.. Светлана Михайловна и ночевать оставалась иногда у матери?.. А на этот раз?

— Я не знаю. Может Инка что знает. Они дружили, теснее держались после института.

— А дневников она не вела? Записки там какие? Для себя.

— Что?

— У нее не было друга?.. Ну… Кроме мужа… Вы понимаете…

— Мне ничего не известно. Такие вещи… Деликатные, знаете ли… Я близок не был. Если кто об этом знает, так это Инка. Больше некому.

— Ну хорошо. Спасибо. — «Ушастый» поднялся. — Вам пора уже собираться в институт.

— Да, я уже опаздываю, — спохватился Лаврушка, вскочив со стула.

— Мы еще встретимся с вами в спокойной обстановке.

— Пожалуйста, — развел руки в тоскливой улыбке Лаврушка. — Но мне ничего не известно… Я бы рад…

— Встретимся. Я вас найду. А теперь прошу запомнить, — «ушастый» заглянул ему в глаза. — О нашей встрече и этом разговоре никто не должен знать. Вы понимаете? Никто! И милиция тоже.

— Ну как же! Конечно, конечно. Я всегда. Я к вашим услугам, — затараторил Лаврушка, закрывая дверь за гостем.

* * *

Прошло некоторое время. Давно убежала Варька по своим делам, он начал собираться, а мысли, одна тяжелее другой, не покидали сознания. Неприятное ощущение исходило от человека, посетившего его; чувства нахлынули одно мрачнее другого. Мало того, что гость нежданный принес Лаврушке страшную весть о происшедшем в семье Туманских, о трагедии со Светкой, так и витавшей в представлениях Лаврушки бестелесным небесным созданием; весть, обрушившаяся на него и придавившая его будто тяжелой плитой, породила в его сознании жуткий страх. От этого страха он больше ни о чем и думать не мог, не знал, куда себя деть. На Лаврушку навалились невиданная раньше безысходность, гремучая тоска и боль и вместе с ними тревожное предчувствие, что он становится участником надвигающегося тяжкого кошмара, участником еще более таинственной и страшной трагедии.

Грустное продолжение старого

Мать позвала ее к телефону и, как-то странно неловко сунув трубку, будто та жгла ей руки, заспешила на кухню, где с утра колдовала над «наполеоном». Майя приводила глаза в порядок у зеркала над умывальником, растерялась, но все же успела спросить:

— Кто?

— Тебя.

— Кто же, мама?

— Володя, Володя! Ну кто же еще?

— Мама! Я же просила!

У нее с запозданием мелькнула догадка, что это не случайно, что мать, жалея ее, слукавила, скорее всего, заранее договорилась с ним о звонке; сама Майя уже несколько дней не подходила к телефону, объявив, что ее ни для кого нет.

— Это надолго у вас? — грустно покачав головой, спросила тогда Анна Константиновна, услышав необычный ультиматум дочери.

— Навсегда! — в сердцах сорвалась она.

— Серьезные, вроде, люди, а ведете себя, словно дети малые!

Мать знала, дочь в отца, слово свое держала, упрется — ничем не пробить. И вот они ее перехитрили. Трубка действительно жгла руки, Майя не знала, куда ее деть, что с ней делать. Но, в конце концов, не бросать же!

— Не соскучилась, учительница? — как будто ничего не произошло, спросил он, явно изображая грусть, но переигрывал.

— Нет, — тоже не здороваясь, ответила она, сдерживая волнение.

— Нервная обстановка?

— Угу.

— Очень занята?

— У нас экзамены.

— Обычное дело.

— А мне все заново.

— Я пригласить тебя хотел.

— Вряд ли получится.

— К нам. В школу.

— Что такое?

— Послушать мою первую лекцию.

— Первую?

— Новый курс открыли. Криминология. Выпало счастье. Начальство доверило мне.

— Поздравляю.

— Придешь?

— Я не разбираюсь в уголовном праве…

— Как лектор. Послушаешь. Замечания сделаешь. По риторике… аргументации… Первая самостоятельная!