Ковалиная книга. Вспоминая Юрия Коваля - [73]

Как только я более-менее научилась рассчитывать гороскопы при неизвестном времени рождения, я рассчитала Ковальский гороскоп.

В гороскопе Коваля бушевал первый закон марксистской диалектики — единство и борьба противоположностей. Например, большую роль в нем играли два знака, расположенные на зодиакальном круге друг напротив друга — в оп-

позиции: Водолей и Лев. Существенный перевес был все же на стороне Водолея. Различаются эти знаки, в частности, своими «политическими пристрастиями»: Лев символизирует единоличную власть, абсолютную монархию, а Водолей — демократию. Наши занятия проходили в полном соответствии с этой оппозицией, которую Коваль блистательно в себе примирял: он царил в мастерской, но был при этом абсолютно демократичен. Глядя в его гороскоп, я вдруг поняла, как надо к Ковалю обращаться: «Ваше Водолейство!»

Надо сказать, что с обращением к Ковалю у меня назрела к тому времени некоторая проблема. Слова «Юрийосич» маловато было для того образа Коваля, который я себе нарисовала. Обращение «Учитель» описывало, конечно, наши с ним отношения, но отдавало восточными оккультными практиками. Не обращаться же к нему, как к Суеру — «сэр»! Раз Коваль даже предложил звать его Юрой, но к этому я и вовсе оказалась не готова. И тут само собой придумалось это «Ваше Водолейство». Оставалось только выяснить, как к нему отнесется Коваль. Случай представился не сразу… Наш литературный мэтр назначил очередное занятие и накануне позвонил уточнить, собирается ли народ на семинар.

— Наташк, ну что — семинар-то будем проводить? Я поняла, что пора:

— Ну, если Ваше Водолейство не передумало… Секунду Коваль молчал, потом осторожно, как-то даже

крадучись, ответил:

— Мое Водолейство не передумало.

С тех пор он откликался на «Ваше Водолейство», хотя на семинарах я, конечно, обращалась к нему «как положено» по имени-отчеству.

Коваль был «образцовым» Водолеем, и мне нравилось подмечать разные хрестоматийные водолейские черты в его прозе, в нем самом и в окружавшем его пространстве. Почти всякий раз, когда я шла вдоль Яузы к мастерской, у берега стоял катерок-буксир подназванием «Уран». Это и само по себе замечательно, но самое замечательное то, что в астрологии, где каждый знак зодиака имеет планету-управителя, Уран считается управителем Водолея.

На сороковины мы с ребятами ушли из мастерской пораньше: хотелось погоревать своей компанией. У ступенек, ведущих к воде, стоял, как обычно, «Уран». При нем оказались капитан и еще какой-то дядька — должно быть, местный «механик Семенов». Завидев плавсредство, Торопцев кинулся на лестницу и стал настойчиво звать нас прокатиться. Мы замахали на него руками: с ума сошел — до вод-ныхли сейчас прогулок! «Я плачу!» — закричал Торопцев, вручая капитану купюру. И со всей своей пассионарностью загнал нас на корабль. Катерок отчалил, прошел мимо мастерской, а потом развернулся и понес нас к Москве-реке.

Там, где Серебряническая набережная закончилась, нам навстречу из-под моста выползла баржа. Ее толкал буксир по имени «Юпитер».

Ваня Овчинников

Кроме тех людей, которые занимались в семинаре постоянно, в мастерскую приходили гости. Некоторых приглашал Коваль. В их числе был его друг Иван Михайлович. Ваня уверял, что Коваль дал ему задание всех ругать. Мэтр надеялся, что это взбодрит нас, а то мы слишком уж разнежились в его «гравитационных объятьях». Кроме Коваля Ваня признавал право на гениальность только за Даниилом Заточником. Еще хвалил Мельникова-Печерского. Ко всем остальным признанным мастерам слова относился в лучшем случае снисходительно.

То, что Ваня — друг Коваля, не вызывало никаких вопросов ни у кого, кроме самого Вани. К Ковалю он относился так трепетно, что считать себя другом ему казалось нескромным. Он даже долго не мог решиться, как он сам говорил мне, называть Коваля Юрой и на ты. Лишь когда Коваля не стало, и другие его друзья рассказали Ване, что Коваль отзывался о нем как о друге, Ваня наконец уверовал, что имеет право на этот статус.

Пока мы занимались в мастерской, он хоть и сидел среди нас, но был как бы при Ковале. На сороковой день Ваня подошел ко мне обменяться телефонами и попросил позвать его, если мы будем еще собираться. Первый год мы скитались. Ваня скитался вместе с нами, а 9 февраля, в Ковальский день рождения, позвал нас в гости. Потом Володя Майоров и его жена Лера приютили семинар у себя дома в Оружейном переулке. К тому времени уже казалось, что Ваня был с нами всегда.

Под влиянием Коваля Ваня «предался писанию проз». На последнем нашем занятии, в мае 1995 года, он прочитал сказку, которая вызвала у Киры Николаевны деловой интерес. Но в нас он искал не только литературную среду. Ваня был человеком, глубоко облученным Ковалем. О Ковале ему постоянно хотелось говорить. Ион нуждался в круге людей, на которых лежал отсвет Коваля.

Ковалю нравились странные люди, и Ваню обыкновенным не назовешь. Далеко не каждый человек способен отличить одного комара от другого, а для Вани как энтомолога это не составляло труда: с одного взгляда он определил, что мне на руку сел не кто-нибудь, а «комарик снежный». Еще в советское время Ваня практиковал йогу. Он рассказывал мне, что участвовал в показательных выступлениях йогов — в каких-то клубах, что буквально лежал на гвоздях и ходил по битому стеклу, а однажды чуть было не впал в нирвану. По стеклу Ваня при нас не ходил, а на голове стоял.