Ковалиная книга. Вспоминая Юрия Коваля - [133]

Октябрь 2007 года

Записала и подготовила к печати Ирина Скуридина

Зоя Шарапова. Рябина

Познакомились мы через Марию Прилежаеву на 50-летии Игоря Мотяшова. Они с Юрой любили друг друга, он вообще всех любил, с Агнией Барто был близко знаком… Юра тогда подошел, посидел с нами, а потом говорит: «Ребятки, вы знаете, я обещал Марию Павловну отвезти домой, но выпил и машину оставлю. Или я вам такси вызову, или вы уж везите ее сами»… Круг наших друзей — Володя Александров с Лидой, Яков Аким с Аней, Богдан Чалый, приезжавший с Украины, — стал расширяться. Мы не встречались часто, но если был случай, когда мы могли быть в этом окружении, — Юра был там и мы с ним виделись.

Однажды Юра был у нас в гостях. Посидел немного и говорит моему сыну Максиму: «А гитара-то у вас есть?» — «Есть». — «Ну-ка давай ее сюда». Максим принес гитару, Юра по струнам прошелся и говорит: «Расстроена, мальчик. Такты запомни, если тебе нужно поправить гитару, то есть дядя Юра, который очень часто бывает в мастерской на Яузе. Ты позвони, приходи, я тебе настрою».

Потом за столом Юра со мной разговорился. Ля в школе работаю, он поинтересовался, что и как, я рассказала, он спрашивает: «Как в класс-то входишь? Не боишься?» Я говорю: «Когда-то, может, нервничала, боялась». — «А знаешь, у меня есть песня „Пятнадцать собак“. Она написана на мелодию одной аргентинской песни, и когда я иду выступать перед детьми, гитара всегда со мной. Я по аккордам прохожусь и объясняю, что у меня есть песня, очень веселая, про собак, у каждой собаки свое имя, и я буду петь и перечислять. А вы, — говорю им, — считайте. И с первых моих слов вся аудитория, огромный зал — мой».

Я однажды была на таком вечере в ЦДЛ. Дети, понятно, не могут сидеть тихо. Но Юра выходил, такой высокий, красивый, когда он говорил, он был очень обаятельный, от него нельзя было оторвать взгляд, С первой же минуты, как он начинал петь, зал затихал и дети считали собак, они с ним работали, и Юра выходил победителем.

«Так что, — он говорит, — имей в виду: для того чтобы заставить их на тебя обратить внимание и чтобы ты держала их в напряжении и с интересом, надо обязательно что-то яркое бросить. Я помню из своей практики, я же учителем в селе работал, однажды мне надо было говорить о симметрии, а я не математик Я набрал кленовых листьев, пришел в класс и сказал: „Ребята, обратите внимание, у меня в руках листья Это от какого дерева?“ — „От клена“. — „Давайте посмотрим, как расположены на них линии“. Я им раздал листья, и мы работали на этой теме — класс был в моих руках».

И еще один урок он припомнил. Тема была связана почему-то с долями. Наверное, в этом селе ему приходилось вести много предметов. «Я взял у бабушки, у которой жил, блюдце то ли с перламутром, то ли с золотом и поставил на него яблоко. Начал урок и говорю: „Вы читали в сказках Пушкина о золотом яблочке наливном и золотом блюдечке: Катись-катись, яблочко?“ — „Знаем“ — „Так вот теперь мы с вами будем работать с этим яблоком“». Они впились глазами в яблоко. Юра разрезал яблоко пополам, потом каждую половину на доли, потом еще раз, а потом они съели это яблоко. Яблоко было большое, и на всех хватило по дольке. В сельской школе, конечно, такой урок был событием.

Я запомнила эти советы и, особенно, когда иду в новый класс, всегда думаю, чем мне их привлечь, чтобы взять в плен сразу при первой встрече. Я придумываю что-то такое, чтобы была связь — у меня с ними и у них со мной. Этому научил меня Юра. Он тогда сказал пару фраз, и дальше я развиваю это сама и отталкиваюсь от этого, но всегда помню: «Чтобы привлечь внимание детей, надо обязательно выйти к детям с чем-то необычным, ярким и неожиданным. Чтобы это захватило их в плен»…

После этого пели. У нас не принято было говорить: «Юр, спой такую-то песню». У нас патриархом был Яков Лазаревич. Я как-то вылезла и говорю: «Юр, ну давай уже споем», а он мне тихо: «Яша еще не готов, вот когда я почувствую, что он готов…» Тогда Юра давал аккорд, и Яша подхватывал. Часто начинали с той песни, которую Яков Лазаревич любил, а песню эту, «Не покидай меня, весна», написал Юлий Ким. Яков очень хорошо вел, и Аня вместе с ним. Много пели Окуджаву и песни на стихи Беранже. Хорошо это у них получалось. А потом Юра написал песню на Яшино стихотворение «Мне странно, что я еще жив».

Мне странно, что я еще жив,

Хожу, просыпаюсь в постели,

Что бомбы, и голод, и тиф

Меня одолеть не сумели.

Так странно, что вновь суждено

Вступить в эту тихую осень,

Монетку в отверстие бросить,

Деревья увидеть в окно.

А может, еще загляну

Туда, где сосулька сверкает,

Где мальчик рисует весну

И кисточку в лужу макает,

Где снег разомлевший лежит

И тянет поленницей влажной,

Аукают гуси протяжно…

Так странно, что я еще жив.

Эту песню он пел настолько проникновенно и, конечно, мы тут все подпевали. Иногда солировал Яков Лазаревич, мы слушали и не мешали. Юра, когда Яков пел, тоже уходил в тень и только фон создавал.

Когда Юра у нас побывал, он сказал: «Ну, ребята, приходите ко мне в мастерскую». Дочь Ольга очень загорелась, и мы пошли — Оля, я и муж. Коваль нам позвонил: «Приходите во столько-то». Мы пришли, они сидят, розовые, распаренные, со своим другом Витей Беловым, с которым мастерская на двоих была. Мы, говорят, из бани только. Они показали нам мастерскую, картины. Юра — свои, Витя — свои. Одна картина Белова мне запомнилась особенно — мужчина и женщина, они оба спиной, но головы их повернуты и смотрят в противоположные стороны. Я и спрашиваю у Юры тихонько: «Как понимать-то картину эту?» А Витя услышал и говорит: «А тут, Зоечка, вот в чем дело. Ведь мужчина и женщина всегда смотрят в разные стороны». В тот вечер пришли Юрин брат с женой, очень веселые ребята. Борис говорит: «Юра, подыграй-ка, мы споем». И запели ту самую песню на аргентинском языке, на мелодию которой были написаны «Пятнадцать собак». А потом и «Собак» спели. Мы сидели разинув рот, счастливые просто оттого, что находимся среди этих людей.