Ковалиная книга. Вспоминая Юрия Коваля - [124]

Заботы о доме легли на плечи дочери, и эти заботы я разделяю. Доделали мы дом по проекту Коваля, прописали там «Одуванчик» в виде бамбукового остова. И уже десять лет окошки светят в долину.

На фасаде избушки Коваля с самой стройки 84-го года положили березовую доску, и получилась длинная-длинная скамейка под навесом. Сначала мы, приезжая в наш старый дом, к Кирсану, находили там баночки для акварели и бумажные палитры. Может быть, художники Коваля и не вспоминали, но приходили рисовать именно под его окна, в которые он хотел смотреть и писать дальше-дальше-дальше, — так точно он выбрал место.

Последние года четыре очень многие издательства печатают Коваля. Расскажу о конкретных проявлениях его литературной славы. На Гору приходят люди, почти паломники: «Где дом Коваля? Где Гора? Где „Одуванчик“?» Приходится их принимать, показывать дом, каркас знаменитой бамбуковой лодки, который висит в избе под потолком до сих пор. Мы на нее только цветы кладем и банные веники, оболочку лодки торжественно сожгли в 99-м году, когда она пришла в негодность. Они фотографируют, тычут детям в затылок: «Смотри — это Коваль, это его лодка»… Не знакомые его приходят, а молодежь, двадцать-тридцать лет, не совсем птенцы, а кто пожил, читал книги, выбрал Коваля и полюбил. Они часто думают, что все это придумано, а когда видят его дом, его бамбуковую лодку, понимают, что все реально было.

На Горе все эти годы я читаю Коваля, «Лысых и усатых», открывая в его фантазиях абсолютно глубокую правду. И я думаю, что эта глубина не кончится. В семьях, где родители выросли на его литературе, эта традиция будет продолжаться: сегодня читают дети — завтра будут читать внуки…

Октябрь 2007 года

Записала и подготовила к печати Ирина Скуридина

Виктор Усков. Косма и Дамиан

Во всех наших путешествиях Юра много рисовал. Когда мы добрались до охотничьей избушки на речке Вишере и оказалось, что в избушке нет икон, Юра взял молоток, отвертку, заточил ее напильником и из кедровой плахи вырезал первую икону Космы и Дамиана. Он любил окутать романтикой путешествие и в первой же далекой поездке решил, что нас должны охранять святые Косма и Дамиан. Они были лекарями и чудотворцами, в общем, к путешествиям не имели отношения, но Юре так сказали, и он решил, что они лечат людей, охраняют охотников и рыбаков. Когда мы ловили рыбу и садились потом у костра, мы приглашали Коему и Дамиана с нами посидеть, отведать ушицы и выпить рюмочку. Первый тост был за них. Этот ритуал даже местные наши проводники стали поддерживать.

А познакомились мы с Юрой в мастерской скульптора Николая Силиса, где я появился в 1968 году. В мастерской Юра пел, прекрасно играл на гитаре, и обаяние его было неотразимо. Дружба началась с совместного увлечения — Юра приезжал из поездок, мы обсуждали его и мои снимки. У него был фотоаппарат, он серьезно занимался фотографией, и у него были очень хорошие фотографии с Белого моря, где он снимал рыбу в сетях, охотничьи избушки с дымом. Возможно, эти снимки сохранились.

Потом Юра пригласил меня на охоту. И мы поехали с ним вдвоем, я — с фотоаппаратом, он — с ружьем. Это была граница Московской и Тверской областей, и уже там, в первой поездке, я сделал пару его удачных фотографий, которые часто выставлялись… Через много лет Юра сказал: «Если бы не Витя, я стал бы прекрасным фотографом». Но дублировать друг друга в поездке и тащить двойную аппаратуру было нелогично. А брать чужую он не хотел — уж лучше рисовать.

У нас завязалась дружба. Мы периодически встречались в мастерской Силиса. Юра приглашал меня в свою мастерскую в Серебряническом переулке. Вечерами там собиралась компания, где все были близки по духу. У Юриных друзей-художников (позже объединившихся в группу «УзыЯузы») была традиция в Пасху устраивать небольшую выставку — каждый выставлял по три-четыре новых работы. Выставляли живопись, обсуждали, смотрели, а еще ходили в церковь. В общем, получался такой художественный праздник в Пасхальную ночь. Году в 70–71-м мы собрались на такую выставку на Пасху, я был, как всегда, с фотоаппаратом и стал снимать возле церкви. Там меня и захомутали дружинники, обвинили, что я снимал «несоветское», посадили в воронок и, конечно, увезли бы. Но тут Юра начал рваться в воронок, кричать, стучать, говорил: «Я советский писатель, давайте я тоже туда сяду». Кончилось тем, что мне пришлось им отдать пленку и меня выпустили. Но выпустили только потому, что Юра со своей настойчивостью не уходил, продолжал рваться туда — товарища никогда не бросал.

Еще об отношении к друзьям. Однажды Юру пригласили поработать в журнал «Рыбоводство и рыболовство». Какая-то дама была беременна, и его взяли в штат ровно на месяц. За этот месяц Юра сразу всех друзей пригласил работать в журнал и умудрился напечатать девять человек, в том числе вышла и моя фотография на обложке.

Когда наступала весна, у Юры начинался зуд: надо было убегать из Москвы, ехать куда-то, и каждый раз мы готовили какую-нибудь поездку. Зуд начинался еще в феврале, но обычно ему приходилось долго ждать, всегда находились какие-то дела и обязательства. Очень серьезными по масштабу были поездки на реки Вишеру и Велс. Мы ездили туда несколько раз, и всегда требовалась особая подготовка, потому что нужно было лететь самолетом до Свердловска или до Перми, потом вторым маленьким самолетом — до Красновишерска, а оттуда подниматься по реке почти сто километров до поселка Велс. Это был последний посёлок на нашем пути и последний магазин, в котором мы запасались сухарями, продуктами.