Ковалиная книга. Вспоминая Юрия Коваля - [108]

Когда-то вчетвером они организовали «Тайное общество Юриев Иосифовичей» — Визбор, Домбровский, Коваль и Коринец. В августе прошлого года ушел из жизни последний — Юрий Коваль. Автор «Недопёска», «Самой легкой лодки в мире», множества замечательных рассказов. Писатель, который всю жизнь считался детским, но с книгами которого, прочитав в детстве, не расстаются до старости. Он был шире и глубже этих прилагательных: детский, взрослый, хороший… Он был — Писатель, и о том, какой он, никто не расскажет. Надо просто взять книжку и прочитать. Так что вам, дорогие читатели, два новогодних подарка от Юрия Коваля и «Арт-Фонаря» — веселый и грустный. Веселый — фрагменты его последнего романа «Суер-Выер» (сам он говорил: «Да какой же это роман! Это совсем другой жанр — это пергамент»). Грустный — кусочек последнего же его интервью, которое при жизни Коваля так же, как и «пергамент», опубликовано не было. И только сейчас, готовя его к публикации, я заметил, что тогда, за полгода до смерти, о своей жизни он говорил в прошедшем времени…

— Какими качествами, на ваш взгляд, должен обладать ваш читатель?

— Конечно, желательно обладать выдающимися качествами. Желательно — но это не обязательно. Я пишу так, будто я пишу для маленького Пушкина. Ну как будто. То есть я предполагаю в своем читателе — ребенке — уже очень широко развитый, готовый к восприятию меня мир. Ну и пусть он не знает некоторых слов — узнает. Я пишу для избранных — это совершенно четко. Для избранных детей.

— Так вы детский писатель?

— Да как хочешь, так и называй. Я понимаю так, что я писатель такой немножко всеобщий. Недавно одной милой женщине я подарил книжку. Она прочла что-то около пяти страниц. Я спрашиваю: «Ну как вам?» А она: «Да как-то уж очень просто. Так просто, что аж неинтересно». А другая читательница, которую уж никак не упрекнешь в простоте, а именно Белла Ахатовна Ахмадулина, сказала: «С каким наслаждением я вашу книгу перечитывала!» Ну и как тут быть? Для одной женщины я оказался слишком прост, а для женщины со столь сложным мировосприятием — желанен.

— Свои рассказы вы нередко пишете от первого лица.

— Это лирическое «я», которое присутствует в рассказах, в какой-то мере меня отражает. «В бестолковых моих скитаниях по вечно вечерним сентябрьским полям встречались мне и люди с ножами». Все-таки я пишу «я».

— Вы и в самом деле такой скиталец?

— Сейчас, может быть, уже не такой яростный. И потом, скитаться можно… Я вот сейчас выйду из мастерской и пойду в магазин за бутылкой водки — это может быть скитанием. Дело не в том, сколько ты прошел, а в том, сколько ты пережил за количество пути. Скитание — это вещь такая, скитаться можно, сидя на месте.

— Но…

— Но все это правда. Конечно же, все это правда. Конечно же, я знаю, где Багровое озеро. И лодка эта есть, лежит она у меня на чердаке в моей избушке на Цыпиной горе. И в Ферапонтове я, конечно, бывал, и в Белозерске, и за Белозерском, и по Ковже плавал, и по Шоле, и на Ладоге бывал, и на Валааме бывал дважды. Ездил по России бесконечно. Есть у Лакшина такие слова:

А над забытым полем

Давно умерший звон

Бескрестных колоколен.

Одна другой — поклон.

Я вот как-то подумал про себя — когда мы вместе с ним это пели, я так не думал — что эти слова на редкость точно определяют мою жизнь. Вот так я и прожил. И пропутешествовал, и продвигался по земле нашей… Это, конечно, чрезвычайно печальный итог. Разумеется, между этими поклонами было много веселий. Я любил женщин, я искал грибы, я охотился на уток, я стоял на тяге вальдшнепов, я дружил с Лакшиным, с Георгием Семеновым, с другими прекрасными людьми… Но вот эти колокольни, которые кланяются, — они были все время. Вот такая песня, мой друг…

Знаешь, у меня есть один друг, замечательный просто человек. Иван Михайлович Овчинников. Он энтомолог, зоолог, писатель. Он знает, что я человек верующий. А он — атеист. И как только мы встречаемся, он начинает мне говорить: «А все-таки Бога нет»! И всячески мне эту идею пропагандирует — ему интересно вызвать меня на поединок. И знаешь, какое самое сильное мое доказательство? «Ваня, доказательство бытия Божьего — это то, что ты есть на свете и что мы с тобой сейчас разговариваем». Ну как ему еще докажешь. А так он думает: кажется, я все-таки произведение божественное…

Опубликовано в газете «Аргументы и факты»,

приложение «Арт-Фонарь» № 24,1996 г

Галина Николаева. Зеленый мир Юрия Коваля

Это интервью было уже готово к печати, когда пришло трагическое известие — умер Юрий Коваль. Не стало удивительного жизнелюба, веселого, доброго человека. Но именно такими свойствами обладает его блестящая, совершенная проза, которую он оставил нам.

— Творчество и мир флоры. Юрий Иосифович, можете ли вы поставить рядом два эти понятия?

— Конечно, они абсолютно совместимы. Для меня любовь к растениям также естественна, как любовь к человеку, к звездам, ко всему живому. В душе я не различаю простой одуванчик, который растет повсюду, и Капеллу, сияющую в созвездии Возничего. Мне кажется, эта любовь заложена в каждом человеке. Может только, во мне она больше проявляется, потому что я очень люблю упоминать растения в своих рассказах —