Котовский - [139]

Теперь, в 1937 году, когда Тухачевский так трагически погиб в Москве, я допускаю, что он мог быть атеистом, циником, но умным, решительным и патриотически мыслящим человеком. А то, что с ним заодно действовал и погиб Эйдеман, этот честнейший патриот — в моих глазах, для Тухачевского, — большая рекомендация. И теперь я даже сожалею, что тогда не допустила к Алексею Алексеевичу. Бог весть о чем он с ним хотел говорить.

Еще в 1934 г. 20-го июня в „Последних Новостях“ читала статью Филиппа Амилэта, посвященную в консервативном „Ожур“ новому русскому национализму, в которой он, между прочим, приводит слова Тухачевского, будто бы обращенные к своим подчиненным офицерам: „Православный ли крест или красное знамя — не в этом дело. Всегда ведь мы служим России“. А в 1918 году Алексей Алексеевич говорил генералу Марксу: „Не всё ли равно какого полка. Только бы за Россию, во имя России“. Это говорил еще в 1918 году Брусилов. Если теперь Тухачевский эту мысль повторяет, то и слава Богу, ибо это показывает, что время подходит, когда многие мысли и упования Алексея Алексеевича вспомнятся.

Тем более жалко, что тогда я не пустила Тухачевского к Алексею Алексеевичу, ибо теперь он погиб за Россию. А может быть, только за свою власть?

Это всё равно — только бы за водворение порядка в ней!»[16]

А сейчас самое время подумать, как могла сложиться судьба Котовского, если бы пуля М. Зайдера не оборвала его жизнь. Разделил ли бы он печальную судьбу Тухачевского? Думаю, шансы на это были пятьдесят на пятьдесят. К группировке Тухачевского Григорий Иванович не принадлежал, хотя вполне успешно работал вместе с ним при подавлении антоновского восстания. О характере его отношений с Якиром, который в дальнейшем стал одним из ближайших к Тухачевскому людей, трудно сказать что-то определенное. Вряд ли между ними в действительности была такая серьезная антипатия, как это утверждала вдова Котовского в 1937 году, явно ориентируясь на тогдашнюю политическую конъюнктуру. Без согласия Якира Котовский не мог бы командовать бригадой в 45-й дивизии, да и потом он долгое время оставался в его подчинении. Без положительной характеристики со стороны Якира вряд ли могла продолжаться карьера Котовского в Красной армии. В то же время Котовскому довелось служить и в Первой конной армии вместе с Буденным и Ворошиловым. Да и Сталин, как член Реввоенсовета Юго-Западного фронта, лично знал Котовского и, похоже, искренне сожалел о его гибели. Дальнейшая судьба Котовского зависела бы от того, к какой группировке в руководстве Красной армии он бы примкнул — группировке Тухачевского или «конармейской» группировке Ворошилова — Буденного. В первом случае его гибель в 1937 году не вызывала бы сомнений. Но у Котовского было не меньше, а, пожалуй, даже больше шансов оказаться в «конармейской» группировке, особенно учитывая внимание к нему Сталина. Однако и в этом случае он мог бы разделить трагическую судьбу многих в эпоху террора 1937–1938 годов. Ведь Григорий Иванович был человеком самостоятельным и горячим. И трудно сказать, как повел бы он себя в период массового голода 1932–1933 годов, особенно больно ударившего по Украине. Одно дело — беспощадно подавлять крестьянское восстание в далекой Тамбовской губернии. И совсем другое — наблюдать, как от голода пухнут твои вчерашние боевые соратники в Бессарабской коммуне, как молдавские и украинские крестьяне Молдавской Советской Республики ищут спасения от голода в «боярской» Румынии и гибнут от пуль доблестных советских пограничников. Как мы помним, голодомор 1932–1933 годов вызвал разочарование в советской власти соратника Котовского Николая Криворучко, который, правда, на открытое выступление против политики Москвы не решился и пытался утешиться тем, что это перегибы украинских властей, которые в Кремле еще могут поправить. Эти разговоры бедняге припомнили в 1938 году. Котовский же мог разговорами не ограничиться, а решиться на восстание. В этом случае он либо был бы расстрелян тогда же, в 1932 году, либо уволен из армии и со всех более или менее значительных должностей и всё равно расстрелян в 1937–1938 годах. Но могло бы случиться и так, что в период голодомора Котовский оказался бы далеко от родных мест и об ужасах голода в Советской Молдавии знал бы только понаслышке. Возможно, тогда он сохранил бы верность Сталину и имел бы возможность благополучно миновать чистки второй половины 1930-х годов. В этом случае Великую Отечественную войну он встретил бы командующим одним из военных округов. Трудно сказать, окончил ли бы он к тому времени академию. Его деятельной натуре претило систематическое сидение за учебниками и картами. Вероятнее всего, он разделил бы судьбу тех «конармейцев», которые мыслили в основном категориями Гражданской войны и не слишком удачно вписались во Вторую мировую. Яркий пример тому — генерал Яков Тимофеевич Черевиченко, командовавший в июне 1941 года войсками Одесского военного округа. Эту должность вполне мог бы занимать и Котовский, останься он жив. В годы войны Черевиченко особо разгромных поражений не понес. Но и громких побед тоже не одержал, так и оставшись генерал-полковником, а с должности командующего армией и Южным фронтом постепенно спустился до должности командира стрелкового корпуса, с которым брал Берлин. Только назначили его на эту должность 27 апреля 1945 года. А с сентября 1943 года Яков Тимофеевич командных должностей на фронте не занимал — командовал тыловым военным округом или находился в распоряжении Ставки и штабов различных фронтов. Вполне так же мог сложиться и боевой путь Котовского. В этом случае он, скорее всего, умер бы в звании генерал-полковника и остался бы в памяти лишь как один из многих героев Гражданской войны, и фильмов бы о нем не снимали, и песен не пели. Впрочем, не исключен и другой вариант. Григорий Иванович после 1925 года серьезно занялся бы военной наукой и в Великую Отечественную войну проявил бы полководческие способности, которые ему так и не довелось проявить в Гражданской войне. Тогда бы он наверняка закончил войну маршалом и Героем Советского Союза, но воспринимался бы уже в общественном мнении прежде всего как герой Великой Отечественной, а не Гражданской войны. И все равно даже тогда у Котовского не было бы той всенародной славы, которую обеспечила ему короткая, но яркая биография и трагическая гибель в возрасте 44 лет.