Котов - [4]

Несмотря на то, что было уже около девяти часов утра, за окном было так же темно, как вчера. Стоваттная лампочка, единственный источник света, была подвешена так, что достать ее, даже встав на кровать, было невозможно. Неяркий подрагивающий свет от заключенного в коробку из металлической проволоки светильника выхватывал из полумрака около дюжины металлических кроватей и столько же пациентов в мятых и грязных полосатых пижамах.

Почти все в палате уже проснулись. Вчерашний знакомый, Карась, поприветствовал Андрея:

— Ну, что, поздравляю! Как прошла твоя первая ночь в дурке?

— Так-сяк. Илья, скажи мне, где мы находимся?

— Как где, в крытке, где же еще?

— А что такое крытка?

— Ну, дурхата, тюремная психбольница!

— Как так! — прокричал новичок.

— Тихо ты, не ори, — приказал Андрею Карась.

— Так ведь, чтобы сюда попасть, надо что-то совершить! — не унимался новичок.

— Я тебя вчера и спрашивал, что тебе предъявляют.

— Подрался я.

— За это сюда не отправляют. Вот у меня, например, статья за кражу со взломом. Судили, но, поскольку я был в невменяемом состоянии в момент преступления, тюрьму заменили принудительным лечением. Да может, ты скрываешь и за тобой что-нибудь нехорошее есть?

— Да ничего за мной нет, ошибка какая-то вышла, честное слово, — растерянно произнес Андрей.

— Ну, смотри, здесь все равно все становится известным.

Новичок еще раз осмотрелся по сторонам. Стены с обсыпавшейся местами до дранки штукатуркой были выкрашены в грязно-синий цвет. Низкий, давно не беленный потолок нависал над металлическими, тоже облупленными, кроватями. На некоторых кроватях не было ни наволочек, ни простыней. Темно-зеленые одеяла лежали прямо на порыжевших от многократного ночного недержания пациентов матрасах. Новичку отчаянно захотелось вернуться домой.

— Карась, а как мне из этой больницы выйти-то?

— Из этой больницы, чтобы ты знал, все хотят выйти. Но беда в том, что из нее не выходят, из нее выписывают! Да и то, как правило, только по решению суда. Есть деятели, которые третий десяток здесь находятся!

— А в город можно съездить? У меня вот сигарет нет.

— Ну ты даешь! Ишь чего захотел, — засмеявшись от наивности нового приятеля, ответил Карась. — Не только в город, но даже просто на улицу погулять нельзя выйти. Да даже и на толкан сходить, нужду справить, и то надо разрешения у санитара спрашивать!

— Врешь!

— А чего мне врать-то, проверь сам. Видишь дверь в палату?

— Ну, вижу, — уставившись на сваренную из толстенных прутьев арматуры дверь, сказал Котов.

— Так вот, сейчас она закрыта на ключ, пойди попробуй выйди отсюда!

Андрей, восприняв слова нового знакомого всерьез, подошел к двери и начал дергать ее. В ответ услышал от санитара:

— Ты че, ушлепок, дергаешься? К кровати тебя привязать, что ли?

Новичок, испугавшись, отошел к кровати Карася.

— Ну, что, понял? — смеялся Илья. — Вот привыкай, здесь все так: шаг вправо, шаг влево — либо на вязки отправят, либо сульфы полный шприц вкатят.

— А что делать? — чуть не плача, спросил Андрей. — Я курить хочу, сил нет терпеть, где здесь курево-то можно достать?

— С куревом здесь вообще страшная напряженка. Только то, что из города привозят, то и курим. Да я на первое время дам тебе сигарету, потом сам ищи.

— Понятно, а где здесь курилка?

— А курилка, она же и сортир, за дверями. Так что жди. Выход из палаты только по часам, с разрешения санитара. Но ты потерпи, скоро завтрак, а потом всю наблюдательную в сортир поведут.

Вошел санитар, пересчитал больных в палате, сделал пометку в какойто бумаге, уточнил у Андрея, что он новенький, и поставил в бумаге номер кровати, на которой обосновался новичок. Затем отвязал привязанных и крикнул:

— На завтрак!

Двенадцать немытых и небритых больных с перьями от подушек в волосах с неожиданной для Андрея прытью бросились в открывшуюся дверь. Один из пациентов, рванувшийся раньше других, упал в проходе на пол, и теперь другие постояльцы наступали прямо на неудачника, прорываясь к хавке. Столы для завтрака были накрыты прямо в коридоре отделения. Есть новичок не хотел, да и вид комковатой, с желтым оттенком манной каши аппетита не вызывал. К каше прилагался стакан светло-желтой теплой жидкости, которую все называли чаем. К удивлению Андрея, этот, с позволения сказать, завтрак больные наворачивали так, что мышцы на спине буграми ходили.

— Ты че, кашу-то не будешь? — спросил у вновь прибывшего худющий больной со сломанными очками на носу, которые держались с помощью резинки, обвитой вокруг головы хозяина.

— Нет, — ответил новичок. — Ешь, если хочешь.

Обладатель сломанных очков по имени Олег, по кличке Фикса стал быстро выгребать ложкой из тарелки манку. Затем он передал чашку другому больному, который уже без всякой ложки, с помощью языка вылизал тарелку до блеска.

— Андрюха, ты кашу-то мог на сигарету выменять! — сказал наблюдавший за всем Илья и продолжил: — В этой больнице ничего просто так не делается: кашу на сигарету, пачку сигарет за пачку чая и так далее. А то без всего останешься. Учись, пока я жив!

6

— Наблюдательная, на таблетки! — прокричал санитар.

Уже без того энтузиазма, с которым шли на завтрак, больные выстроились в затылок друг другу. Пациенты называли свой номер и получали в руку лекарства. Рядом со столом раздачи лекарств стояла санитарка по имени Венера, которая контролировала, как больные пили таблетки.