Котнэппинг - [23]

— Практичность. Девушки вроде меня были ужасно практичными в шестидесятых, моя дорогая. Учителя или медсестры — такой был у нас выбор профессии, и замечательно, если удавалось прежде выскочить замуж. Очевидно, я подхватила сначала вирус медицины, а потом уже — вирус писательства.

— Вы жили с приемными родителями, так что даже не знаете, от кого унаследовали тягу к медицине или к писательству?

Мэвис Дэвис понизила свой, такой неудачный для интервью голос:

— Может, именно поэтому я выбрала такой путь. Мама и папа Форбс никогда не говорили со мной о моих настоящих родителях — в шестидесятые годы было не принято, чтобы приемный ребенок знал о своих родных. Наверное, это было к лучшему. Но мои двоюродные сестры хихикали при мне на эту тему, когда я была подростком. Моя родная мать умерла во время подпольного аборта, когда мне было три года, вы понимаете… Никто об этом открыто не говорил, но все знали, даже я узнала. Вот почему мне ничего не известно о моем отце. И вот почему я пошла в медсестры, наверное.

— Чтобы другие женщины никогда не подвергали себя пытке аборта без медицинской помощи?

Мэвис Дэвис посмотрела на Темпл, как на сумасшедшую:

— Господи, нет, конечно! Форбсы были католики, и я воспитана в этих традициях. Моя родная мать была, возможно, молодой и отчаявшейся, но она была, к тому же, отчаянной грешницей! Решением верховного суда аборты были легализованы, когда я закончила училище, но я всегда работала только в тех больницах, которые отказывались делать аборты — или, по крайней мере, работникам давался выбор. Я, в основном, работала в родильном отделении, и это такое счастливое место!

Радость на лице Мэвис Дэвис отразила сотни незамутненных грехом и одобренных обществом рождений.

— Ну, тогда, — деликатно заметила Темпл, — наверное, тяжело сочинять медицинские кошмары?

— Нет. Это же не на самом деле. Просто страшилки. Я чувствую себя такой… свободной, когда пишу ужасы про какую-нибудь из моих преступных медсестер. Потому что я знаю, что это не по-настоящему. А читатели это любят. У меня есть мечта, что однажды мой настоящий отец или кто-нибудь из его знакомых прочитает мою книгу и заметит на фотографии фамильное сходство, и напишет издателю, и… ужасно много народу читает эти истории, короче. Может, миллион, — Мэвис внезапно горько рассмеялась над этим миллионом дураков-читателей и собственными душераздирающими мечтами. — Я правда не знаю, почему мои книжки народ любит. Я даже не знаю, почему мистер Ройял взялся публиковать первую.

— Сколько лет он был вашим редактором?

— Двенадцать.

— И вы все еще зовете его “мистер Ройял”?

— Ну… он старше, — начала она.

Темпл взглянула на гладкое, без морщин, лицо:

— Значительно старше вас — в биографии сказано, что ему было шестьдесят шесть.

Мэвис обмакнула губы в свой разбавленный вермутом скотч:

— В мое время в наших краях молодежь учили уважению к старшим. Конечно, я и сама теперь взрослый человек, но мистер Ройял выглядел настолько старше… и, вдобавок, он был главой “Пенниройял Пресс”. Мне бы и в голову никогда не пришло называть его Честером. Да и ему, я думаю, тоже.

— А как он вас называл?

Она опустила глаза к намокшей салфетке, на которой беспокойно крутила свой бокал:

— Мэвис.

— Жаль, что я не была с ним знакома. Я даже не знаю, был ли он женат.

— О, да, он был…

— Правда? А на ком?

Мэвис Дэвис смутилась:

— Ну… я точно не знаю, на ком сейчас… Я слышала, он был женат несколько раз.

— Несколько раз? Такой жалкий хорек?.. — Темпл осеклась, внезапно поняв, что каким-то образом идентифицировала покойного мистера Ройяла с живым и здоровым Кроуфордом Бьюкененом.

Мэвис моргнула.

— Я знаю, он умер и все такое, — поспешно сдала назад Темпл. — Но, понимаете, я свалилась прямо на труп… В общем, он не относился к типу Ромео, с которым я хотела бы встречаться, живьем или в виде мертвого тела.

— Не знаю… Я никогда не думала о мистере Ройяле в этом плане. Сказать по правде, он вызывал у меня трепет.

— Почему же?

— Он сделал меня богатой и знаменитой.

— Но вы же писали книги.

— Но он же опубликовал первую из них.

— И сделал на ней имя “Пенниройял Пресс”, как я смогла прочесть между строк пресс-релиза.

— О, нет! Я уверена, моя книжка никакого отношения к этому не имела. Да ну, он еле наскреб денег, чтобы заплатить мне за нее три тысячи долларов, и прошло семь лет, прежде, чем он начал платить по десять тысяч за книгу. Мне пришлось эти семь лет продолжать работать медсестрой, пока я смогла позволить себе бросить работу. Впрочем, все это уже в прошлом.

— Но, — Темпл порылась в памяти, припоминая хвастливую статистику пресс-релиза, — “Мои первые похороны” переиздавались четрынадцать раз и почти достигли списка бестселлеров “Нью-Йорк Таймс”. А следующая книга продавалась и того лучше!

Мэвис скромно вздохнула:

— Мистер Ройял постоянно напоминал мне о том, как мне повезло, что моя первая книга попала в руки “Пенниройял Пресс”. Над ней было ужасно много труда, он возвращал мне ее на доработку четыре раза, и кое-какие части я исправила сама. Я же дилетант… была… Я всем обязана мистеру Ройялу, Темпл… была обязана.

Ее лицо исказила боль — может быть, от жалости к умершему, но, скореее, от внезапного спазма, вызванного личной утратой.