Котик Фридович - [3]

Под «кошачьим» апельсином Яэль проводила пол дня и знала, что есть на свете место, где ей всегда рады. Со временем кот милостиво позволил себя угощать, потом и кормить. Так было удобнее им обоим — ему не надо было стирать лапы в поисках пропитания, а ей долго звать его, когда он убегал «на заработки». К тому же кормила Яэль деликатно, уважая мужское кишкушачье достоинство, никогда не заставляла за еду «служить» и не забывала покормить, даже когда болела.

Папа подарил коту антиблошиный ошейник и даже свозил к ветеринару сделать необходимые прививки, считая, что кот на дочку хорошо влияет. Он и вправду хорошо влиял – когда в тринадцать лет её одноклассницы одна за другой теряли невинность в лагерях и после поздних дискотек, Яэль сидела дома. Она не была скромницей-заучкой, просто ей надо было кормить кота, да и скучал он по ней.

Когда Яэль получила первое приглашение на собеседование в призывную комиссию, она больше думала о судьбе своего питомца, чем о тяготах и прелестях военной жизни. А потом всё как-то закрутилось: выпускные экзамены, летняя подработка, осенний призыв, сборы, курс молодого бойца и встреча с тем, кого через четыре года, в день свадьбы она назовёт Моя Душа, как до сих пор называла лишь папу. В общем, девочка выросла, а кот осиротел…

История повторилась, опять самое родное существо стало пахнуть чужим запахом, который довольно быстро стал важнее его кошачьей любви и преданности. Какое-то время, после разлучившего их лета, Яэль ещё приезжала их навещать, для приличия – мамашу, от души – своего кошачьего друга. Но встречи становились всё реже и короче, девушка уже почти не разговаривала с Кишкушем, как-то не о чём было – всё самое важное обсуждалось с будущей Душой, а о глупостях они с котом и раньше не говорили.

Даже старая ведьма — Яэлина мамаша, наконец-то заметила кота, поди не заметь, когда он сутками сидел то напротив их окна, то у подъезда. «Ну что, нечисть, скучаешь?» почти ласково спрашивала она, застав его у подъезда. У подъезда Кишкуш оказывался каждый раз, когда Ведьма выходила из дома. Это был их с Яэлькой негласный договор – как только открывалась дверь девочкиной квартиры на втором этаже, кот знал что она к нему спускается и бежал встречать. По привычке и в надежде увидеть свою Яэль во время её нечастых визитов, Кишкуш продолжал бросаться к подъезду, заслышав поворот ключа в заветной двери. Только теперь вместо легкого девичьего бега в кроссовках или сандаликах, лестница всё чаще несла ему звук чинно цокающих Ведьминых туфель.

Если Ведьма не сильно торопилась, то кроме «Кишта» (Брысь! – иврит) и незлобного пинка, кот удостаивался короткой аудиенции и невкусных объедков. В отличии от дочери, Ведьма никогда не покупала для кота специальной пищи и никогда не присаживалась его погладить. От вечной диетической погони за красотой, объедки у неё были постными и вообще мало съедобными, с точки зрения уважающего себя кота. Постепенно и Ведьма стала появляться дома реже – отчаявшись найти Достойного, она была готова на любого согласного, в очередной раз пойдя в атаку на мужское население.

Выступление было подготовлено по всем правилам военного искусства, с применением маскировки (покраска волос, очки в тонкой оправе, а-ля директор банка), красивой легенды и целой обоймы  женских штучек. Неприятелями, которых предстояло брать живьём, стали все ранее знакомые Ведьме мужские особи, начиная с той легендарной очереди-до-Машбира и заканчивая сантехником, на прошлой неделе чинившим кран.

Счастливчики к этому возрасту отрастили себе не только брюшки, но и семьи, а главное — долги по ссудам, по факту чего из списка дичи вычёркивались. Те, кому повезло меньше, например разведенные владельцы квартиры/лавки/сбережений/полезных привычек/удачи в лотерее — автоматически попадали в группу риска. Как-то раз Ведьма сбежав по лестнице легкой, почти яэлькиной поступью, вышла лично к Кишкушу. «Слышишь, паршивец» — обратилась она ласково, «я тоже отсюда уезжаю. Всё, хватит торчать в этой черной дыре. Я переезжаю на Кармель, в квартиру с садиком, куда более мне подходящую. К ней правда прилагается такой же беспородный засранец, как и ты, только на двух ногах, но уж не противней моего бывшего муженька, пообразованней, поудачливей» — проворковала она. И менее уверенно добавила «Из приличной семьи».  «Его родители из Берлина!», тоном адвоката безвинной жертвы продолжила она и впервые подумала, что в идеале у шестидесятилетнего мужика это достоинство могло бы быть не единственным. «Короче» — решительно резюмировала она, «Остаешься за здесь за главного! Присмотри мне за квартирой, я буду её сдавать.» Искусственно улыбнувшись, как обычно одними губами, Ведьма энергично зацокала прочь.

Так со двора исчезла последняя ниточка, связывающая Кишкуша с Яэлью. Квартира вскоре была сдана седой бабке из России, неприветливой, ревматизмом прикрученой к палочке, которой она шумно открывала Яэлину дверь. Сначала лязгал замок, потом бабка, которую соседи звали фыркающим именем Фрида, кряхтя выставляла палку на лестничную клетку, выползала сама, брала палку, снимала с дверной ручки мусорный пакет, и запирала дверь  бурча на «не тот» ключ, который по закону подлости всегда попадался первым. Все эти манёвры кот не видел, но слышал, по привычке сидя на посту у подъезда. Он и сам себе не мог объяснить, что до сих пор заставляло его бежать к подъезду, едва заслышав движение у знакомой двери. Даже в самую знойную жару он покорно вылезал из-под апельсинового дерева и плёлся ко входу, а после очередного разочарования бросал свою тушку в прохладной тени подъезда, рискуя быть пнутым почтальоном и любым другим захожим чужаком.