Кот в муравейнике - [7]

— Да, мам.

Уффф! Шторм десять баллов прошел стороной.

Возвращаюсь. Кибики весело щебечут, уже обычными голосами, а не азбукой морзе. И гоняются друг за другом, перелетая с ветки на ветку. Идилия.

Завтракаем и собираемся на охоту. Оружие — камни. Два по десять кило, один — пять, и сетка мелких, не больше кулака. Копье на прочных ремнях подвешено горизонтально на метр ниже днища байка. Объясняю, как сидеть на байке, за что держаться, как и куда пристегивать ремни безопасности. Даю один комплект и показываю, как их закрепить на себе. Летим к речке, которая мне так понравилась в первый раз.

— Эскимос моржу поймал! И вонзил в нее кинжал! — реву я во все горло бредовую охотничью песенку. Иноземную, между прочим. Лапочка держится не за скобу на сиденье байка, а за меня. Хороший знак! Правда, я доверил ей два камня. Может, за скобу неудобно держаться?

Зависаю над речкой на высоте полусотни метров. Тащу из сетки камешек поменьше и… просто отпускаю его. Камешек попадает точно в центр реки. Отлично! Забираю у Лапочки булдыган в пять кило и тоже отправляю в речку. Наверно, жабоглоты от вчерашней гранаты оглохли. Потому что из речки выскочило всего пять экземпляров. Выбираю жертву и снижаюсь до пятнадцати метров.

Разгуливать по суше жабоглоты не любят. Мой скоро останавливается и мимикрирует под окружающую действительность. Засаду устраивает. А я, с высоты в полтора десятка метров, роняю на него десятикилограммовый булдыган.

Надо же! Не убил… Жабоглот крутится на месте как танк с перебитой гусеницей из исторического фильма. Поднимаюсь еще на пятнадцать метров, пускаю вниз для пристрелки два камня, и, наконец, орудие главного калибра — последний булдыган. Есть! Запас мяса на три дня перестал дергать лапками.

Садимся рядом. Дружно заталкиваем монстру в задницу копье, пока конец не выходит из пасти. Накидываем на концы копья ременные петли. Но везти нас и запасы мяса байк отказывается наотрез! Перегруз. Этот вариант я тоже предусмотрел. Переключаю автопилот на дистанционное управление от планшетки. До палатки всего пять-шесть километров, почему бы не прогуляться с красивой девушкой? Объясняю ситуацию Лапочке. Она тоже не прочь пройтись. Так и выступаем — впереди топаем мы, а чуть позади, на высоте пяти метров плывет байк. А под ним — туша жабоглота на вертеле. Она, по идее, должна распугивать хищников.

По дороге расспрашиваю о жизни свою девушку. Ну и о себе рассказываю. Не все, разумеется, а то, что можно. Лапочка отошла от утреннего испуга. А после того, как я некоторое время шел рядом и держал ее ладошку в своей, даже улыбаться начала. И в разговоре осмелела. Но трудно по пересеченке идти бок о бок.

… Моя мама четыре языка хорошо знает, и еще три понимает, но так себе. Поэтому хозяин ее и купил. А через месяц сделал наложницей и доверенной рабыней.

— А чего же в жены не взял?

— Это вы на континенте в разврате погрязли, по десять жен берете. Жена может быть только одна!

— Велика разница — десять жен или одна жена и девять наложниц… Наши жены, между прочим, ошейников не носят.

Лапочка гневно сверкнула глазами и… замолчала. Потупилась, в землю смотрит. Я тоже задумался, сколько у старожилов оазиса жен? После налогового кризиса Бугорр и мои предки сманили в оазис множество крепких семей коренных селян. Из тех, что сразу после войны образовались, а в кризис обеднели. А что такое крепкая послевоенная семья? Это глава семьи и одна-две жены. После войны много вдов осталось. И наделов земли без хозяина тоже много. Бери столько, сколько обработать сможешь. Ну и рыжих рабынь селянам раздавали за смешные деньги. Только бы поля хлеб давали. Вот и получалось — одна-две жены да две-три рыжие рабыни. И много-много детей, к этому моменту уже взрослых. Которым пора свои наделы получать да свои семьи заводить.

Земли в оазисе давали как после войны — бери столько, сколько обработать сможешь. Первые пять лет вообще никаких налогов, потом какие-то смешные. Вода — даром! Сколько хочешь. Хоть из канала качай, хоть колодец на своей земле рой. Еще и ветряную машину задешево продадут и помогут поставить, чтоб воду с глубины поднимала.

Сплошной рай. В чем засада? Засады всего две. Взял землю — через пять лет она должна вся зеленеть и глаз радовать. Чтоб ветер по ней песок не гонял. И вторая засада — рабство в оазисе запрещено. Привел в оазис рабыню — снимай с нее ошейник и женись, если расставаться не желаешь. Вот и получается, что три-четыре жены в оазисе — обычное дело. Молодые парни с отцов берут пример. Денег накопят — и в столицу, на рабский рынок. Через три дня с рабыни ошейник снимут, через неделю в управу ведут брак оформлять. Все нужно быстро делать, пока бывшая рабыня в местных обычаях не разобралась да ноги от нового хозяина не сделала.

Идем, молчим. А это не дело. Надо общением стокгольмский синдром закреплять.

— А все-таки, твой бывший хозяин тормоз! Только через месяц разобрался, что твоя мама достойна стать доверенной рабыней.

— А ты бы ошейник доверенной рабыни на первую встречную надел…

— Не поверишь, но так оно и было. Целый день я к ней присматривался, изучал характер и норов, и уже на второй день надел ошейник доверенной рабыни. Без кольца, но с изумрудами, чтоб под цвет глаз.