Кот, который зверел от красного - [48]

Коко сидел на письменном столе и как умел помогал хозяину: терся о кнопку табулятора и отставлял свой хвост так, чтобы он застревал под валиком, когда Квиллер переводил строку.

«На еженедельном обеде в клубе "Только толстяки", – печатал журналист, – развлечение само по себе важнее Еды».

В дверь постучали, вошёл Роберт Маус.

– Могу я нарушить ваше уединение в святая святых? – спросил адвокат, слегка наклоняясь, но не в обычном грациозном полупоклоне, а с видом человека, совершенно павшего духом. – У меня есть к вам дело, которое я хотел бы обсудить.

– Конечно. Я слышал, у вас было незапланированное путешествие по стране. Вы выглядите уставшим.

– Да, это так. Но причина в другом. Дело в том, что… Вернувшись, я нашёл дом в состоянии… хаоса.

– Вы присядете?

– Спасибо.

Коты, прижавшись друг к другу, угрюмо наблюдали за гостем с обеденного стола.

– Я полагаю, – сказал адвокат, – что это и есть два знаменитых кота—гастронома.

– Да, большой – это Коко, а поменьше – Юм-Юм. Когда вы приехали?

– Вчера вечером. И столкнулся со многими недоразумениями, которые я постараюсь перечислить, если это будет в моих силах. На открытие выставки приглашены триста человек, а мы остались без слуги. У миссис Мэрон аллергический ринит. Теннисный клуб – наш сосед на западе – подал жалобу по поводу зловонного дыма из наших труб. Старшие компаньоны «Тихэндл, Хенсблоу, Бэррис, Маус и Касл» уведомляют меня, что из-за вашей статьи во вчерашней газете крупные клиенты изменили отношение к нашей фирме.

– Извините, если я…

– Это не ваша вина. Однако… Позвольте мне сказать ещё одну вещь. Многоуважаемая мисс Руп пожаловалась на возмутительное поведение в этом доме… Минутку, прошу вас, – сказал Маус, когда Квиллер попытался его прервать. – Нам всем хорошо известно, что леди, о которой идёт речь, является, можно сказать, сплетницей. Но мы должны быть благосклонными к жалобщице по известным причинам…

– Можно и без преамбулы, – сказал Квиллер. – Что у неё за претензии?

Маус прочистил горло:

– Одну особу женского пола, проживающую здесь, видели в номере шесть в позднее время en nйglige[9]. Вторую особу женского пола видели, когда в поздний час она покидала номер шесть в состоянии алкогольного опьянения.

Квиллер подул в усы:

– Надеюсь, вы не считаете, что я должен удостоить эти сплетни объяснением?

– От вас не требуется и даже не ожидается объяснений, – сказал Маус. – Однако позвольте мне определить позицию. Фирма, с которой я имею честь быть связанным, чрезвычайно консервативна. В году от Рождества Христова тысяча девятьсот тринадцатом один из членов фирмы, позже известной как «Тихэндл, Тихэндл и Уайтбред», был исключен из неё за преступление, состоявшее в том, что он выпил на приёме три бокала пунша. Таким образом, я нахожу обязательным избегать даже упоминания о неподобающем поведении в моём доме. Любой намёк на такое поведение, достигнув ушей моих коллег, вызовет в фирме, мягко говоря, замешательство. И лишит меня, по всей вероятности, моей доли. Сам факт, что я владелец дома, где сдаются комнаты с пансионом, накладывает на меня пятно.

– Я полагаю, – сказал Квиллер, – что под крышей вашего дома случаются события и гораздо серьезнее, чем те, которые вы изволили охарактеризовать как «неподобающее поведение». И если бы вы…

– Избавьте меня от подробностей. Когда пройдёт суматоха сегодняшнего дня, я…

Зазвонил телефон.

– Извините, – сказал Квиллер. Он подошёл к столу и поднял трубку: – Да… чем могу быть полезен?.. Превысил? Что вы имеете в виду? – Он открыл ящик стола, достал свою чековую книжку и, держа трубку между щекой и плечом, нашёл текущий баланс. – Тысяча семьсот пятьдесят? Неправильно. Я выписал чек на семьсот пятьдесят! Семьсот пятьдесят долларов… Удивительно. Какая там подпись?.. Обе подписи достаточно читаемы? Как выглядит первая?.. Тогда это подделка. И кто-то воспользовался этой суммой… Спасибо, что позвонили мне. Я проверю у себя… Нет, я не думаю, чтобы тут возникли какие-нибудь проблемы, Я вам позвоню.

Квиллер повернулся к гостю, но адвокат уже ушёл, закрыв за собой дверь. Журналист сел, чтобы обдумать свой следующий шаг. В подписи на чеке отсутствовали столь характерные для Джой неправильности. Очевидная подделка…

В четыре часа сумрачный Большой зал был освещён лишь рассеянным светом из высоких окон. Лучи падали на драгоценные предметы на пьедестале в центре. В этом драматическом свете живая глазурь сверкала, притягивала, гипнотизировала. По залу были расставлены грациозные произведения Джой: миски, горшки, вазы, кувшины – испещрённые серыми и серо-зелёными пятнами, необработанные и одновременно гладкие, как полурастаявший лед. Кроме того, экспонировались старые работы Дэна: грубые, примитивной формы, в чёрно—коричневых и синих тонах, украшенные лепешками из глины, напоминавшими сильно подгоревшие бисквиты.

Под балконами, по обе стороны зала, стояли столы, уставленные корзинами льда, стаканами для шампанского и подносами с закусками. Прислуживали ученики художественной школы, неуклюжие в своих белых халатах не по росту.

Квиллер прошёл через зал, встречая обычную публику вернисажей: тут были расхаживавшие с ученым видом владельцы музеев; высокомерные директора картинных галерей, не спешившие выражать свои суждения, коллекционеры, шушукавшиеся группами преподаватели, объяснявшие что-то друг другу; различные художники и мастера, пришедшие выпить шампанского на халяву; Джек Смит, художественный критик «Прибоя», выглядевший гробовщиком, страдающим от хронического гастрита; старушка-репортёр из «Утренней зыби», заносившая в блокнот, во что одеты гости.