Кот, который смотрел на звезды - [8]

— Эндрю Броуди, в шотландском костюме и с волынкой. Он будет шагать впереди полисменов в исторических одеждах и в медленном темпе исполнять патриотические песни.

— Возможно, по той причине, что я урожденная Кэмпбелл, — призналась Лайза, — звуки волынки возбуждают во мне необыкновенные эмоции.

— Платформы готовят Торговая палата, общество «Родители и учителя», рыбаки, владельцы судов и частных пристаней, а также «Друзья шерсти». — Милдред имела в виду новое объединение шерстобитов, прядильщиков и вязальщиков. — Наша наставница — Барби Огилви — очень талантливая женщина. Она учит всех вязать, организовала вязальный клуб и руководит школой вязания для детей. В средней школе её считали немножко дикой, но со временем она утихомирилась. Арчи рассказывал вам, что учится вязать носки?

Квиллер с удивлением взглянул на приятеля:

— Арчи! Почему ты утаил от меня этот секрет?

— А почему бы и нет? Вязание из числа тех увлечений, к которым приходишь, когда достиг зрелых лет, но по-прежнему влюблён.

— Лайл никогда не говорит таких приятных слов, — пожаловалась Лайза.

Наступило короткое молчание, которое Квиллер прервал вопросом:

— А чем удивит нас платформа «Друзей шерсти»?

— Там будут живые овцы, пастух со свирелью, две пряхи и шесть вязальщиков — четыре женщины и двое мужчин, если Арчи согласится. Доктор Эмерсон, хирург, уже дал согласие, ну а если издатель газеты будет сидеть на платформе и вязать носок на четырёх спицах, это очень добавит нам престижа.

Взгляды всех присутствующих обратились на Арчи, но он произнёс:

— Как сказал Шекспир, не хочу, не обязан, не буду.

Его жена понимающе улыбнулась.

После старомодного уолдорфского салата и торта «Чёрный лес» с кофе Лайлу захотелось выкурить сигару, и все трое мужчин сошли по песчаной лесенке на берег.

Первым предметом их разговора стала недавно возникшая небольшая песчаная дюна, которая тянулась вдоль берега на целую милю.

— В один прекрасный день, — предсказал Лайл, — она достигнет высоты в тридцать футов, и наши коттеджи утонут в песке, останутся торчать только каменные трубы. Туристские группы с других планет будут таращиться на эти памятники, а экскурсоводы — разглагольствовать про их ритуальное значение и про то, что трубам поклонялись, чтобы обеспечить изобилие и предотвратить голод.

Квиллер пустил несколько плоских камешков «блинчиками» по гладкой поверхности озера.

— Здорово у тебя получается! — позавидовал Арчи. — Я никогда не мог научиться «печь блинчики».

— Один из немногих моих талантов. Зато я не умею вязать носки.

— Ты обязательно должен проехать на платформе, Арчи, — сказал Лайл. — Я ведь тоже буду — на платформе общества «Родители и учителя». Мы воссоздадим старую школу, с одной классной комнатой, древними партами и досками, пузатой печкой, и наденем костюмы девятнадцатого века. Я буду директором школы во фраке и пенсне, с розгами в руках. Наверняка зрители меня освищут. Только бы не закидали тухлыми яйцами!

Лайл докурил сигару, и мужчины поднялись по песчаной лесенке на террасу, где женщины подозрительно хихикали.

— Квилл, я хотела бы попросить тебя об одном одолжении, — проговорила Милдред.

— Сочту за честь и удовольствие. — Квилл никогда не мог отказать Милдред: она такая искренняя и щедрая, у неё замечательный характер, и она прекрасно готовит.

— Наш парад открывает платформа с живой картиной «Тысяча семьсот семьдесят шестой год, подписание Декларации независимости», а завершает команда велосипедистов. Было бы бесподобно, если бы ты замыкал её на своём великолепном «лежачем» велосипеде!

Квиллер не колебался и секунды:

— Твоя просьба не вызывает у меня особого восторга, но… Я согласен задрать ноги вверх и вертеть педали… при условии, что Арчи будет ехать на вашей платформе и вязать носок.

Глава третья

Как правило, в одиннадцать часов вечера Коко, словно будильник, поставленный на это время, начинал мяукать, возвещая всему миру о том, что пора уже поесть перед сном и выключить свет, и потому поведение кота в их первый вечер в коттедже очень Квиллера удивило. Все трое сидели в темноте на затянутой сеткой веранде, наблюдая, как мерцают светлячки. На веранде стояли мягкие кресла и столовый гарнитур из устойчивого к жаре и холоду пластика, по совету Фрэн Броуди — белого цвета, чтобы подчеркнуть темное дерево стен. Квиллер и Юм-Юм роскошествовали на мягких сиденьях, Коко расположился на обеденном столе, возможно потому, что оттуда удобнее было наблюдать за происходившим в темноте на пляже.

Наконец Юм-Юм стала проявлять беспокойство, что заставило Квиллера взглянуть на часы и объявить: «Угощенье!» Он направился в комнату дать кошкам «кабибблз», и Юм-Юм поспешила за ним, но Коко не двинулся с места. Что-то заинтересовало его внизу, понял Квиллер, что-то, чего я не вижу. Ночь была ясная, звёзды ярко сияли, стрекотали цикады, где-то ухала сова, и с берега доносился плеск ритмично набегавших на песок легких волн. В воздухе не ощущалось ни дуновения, и Квиллер, отправившись в свою спальню-закуток, оставил дверь на веранду открытой. Если Коко надоест, он сам вернётся в дом и ляжет к Юм-Юм на голубую подушку на холодильнике.