Кот, который ограбил банк - [39]

Гомер Тиббит и его жена Рода переехали сюда, чтобы в случае чего помощь была под рукой. Когда Квиллер поднялся к ним, Рода, которой было под девяносто, о чем не давали забыть белые волосы и слуховой аппарат, приветствовала его теплой улыбкой:

— Без вашего визита, Квилл, это был бы не день рождения. Гомер ждет вас в своей берлоге. — В доказательство сего в соседней комнате чихнули.

— Заходите в библиотеку, — раздался высокий дребезжащий голос, — если только у вас нет аллергии на пыль.

Сухопарый и угловатый, Гомер, подобно восточному владыке, восседал в гнезде из подушек, со всех сторон подпиравших его костлявую фигуру. Морщины и складки на коже выдавали возраст, но дух старика был ещё крепок. Гомер всю жизнь прожил холостяком и проработал директором школы; уйдя на пенсию, он стал официальным историком округа Мускаунти, а сравнительно недавно женился на бывшей учительнице, лет на десять лет моложе его.

— Польстился на то, что у меня ещё не были просрочены водительские права, — с улыбкой говорила Рода.

— А она вышла за меня потому, что верила в моё блестящее будущее, — добавлял Гомер. — В свои неполные восемьдесят два она была ещё сущей сорвиголовой. Мне стоило немалых трудов обуздать её буйный нрав.

— Я приготовлю чай? — улыбнулась Рода. Когда она вышла, Квиллер поставил на стол диктофон.

— Итак, Гомер, — произнес он, — надеюсь, у вас есть что поведать в этот торжественный день потомкам? Что-нибудь глубокомысленное и пригодное для печати…

Гомер старательно прокашлялся.

— Хорошо, что вы об этом спросили. Я тут недавно наткнулся на свою первую чековую книжку, которую завел ещё мальчишкой, и это дотянуло за собой целую цепочку воспоминаний. Я родился в местечке с говорящим названием Литл-Хоуп — Безнадега, — но очень надеялся со временем разбогатеть и приобрести собственную лошадь с седлом. Отец давал мне карманные деньги — десять центов в неделю. Я тут же отправлялся в магазин и покупал на один цент недельный запас леденцов, а остальные клал в чугунную копилку. Она была похожа на яблоко, с пробкой в днище, и дважды в неделю я вытаскивал пробку, чтобы пересчитать свои сбережения. Когда у меня накапливалось пятьдесят центов, я относил их в банк и клал на свой счет. Кассир подводил итог в правой колонке, так что я всегда мог сразу определить размер своего состояния. Время от времени банк добавлял к этой сумме набегавшие проценты. Меня всегда поражал и радовал тот факт, что я получаю что-то задаром.

— И удалось вам скопить денег на лошадь? — спросил Квилл.

— На лошадь — нет, но я купил в рассрочку двухколесный велик. Когда мне сказали, что можно сразу, ещё не выплатив всю сумму, взять его домой, я просто не мог поверить своему счастью! Мне это представлялось необыкновенной щедростью.

Рода разлила чай и сказала:

— Помолчи немного и выпей чая, пока горячий.

— Как она меня тиранит с этим своим горячим чаем! Хочет, чтобы я ошпарил внутренности.

— Он забывает его выпить, а потом жалуется, что чай холодный, — сообщила Рода. — О, если бы я знала о всех его странностях и сумасбродствах, когда доверила ему свою жизнь!

— Ну-ну… Всё ты прекрасно знала. Недаром годами гонялась за мной.

— Не слишком-то ты и убегал, дорогой. Квиллеру эта перепалка была знакома — он слышал её всякий раз, когда приезжал с визитом.

— В те времена, наверное, ещё не платили подоходного налога? — спросил он.

— Нет, его ввели позже, когда я пошел работать в свою первую школу, которая умещалась в одной комнате с толстопузой печкой. Зарплата была весьма скромная, а в конце года правительство отбирало у меня целых четыре доллара. Они называли это взиманием подоходного налога, а я считал бессовестным грабежом. А теперь, когда из Вашингтона только и слышишь: семьдесят миллионов… двенадцать миллиардов… шесть триллионов, кажется, что тебе рассказывают сказку о золотой рыбке. Вам, по молодости лет, она, конечно, неизвестна.

— Гомер, вам пора писать автобиографию, — посоветовал Квиллер.

— Рановато ещё, — ворчливо ответил старик. — Вот доживу до того дня, когда этого жулика вышвырнут из кресла мэра…

— В таком случае ты будешь жить вечно, дорогой! — ввернула Рода. — Мистера Блайта всякий раз переизбирают на новый срок, — объяснила она Квиллеру, — только потому, что его мать была из Гудвинтеров. — Прихлебывая время от времени чай, она вырезала что-то миниатюрными ножницами из листка черной бумаги.

— Позвольте узнать, что вы делаете? — спросил Квиллер.

— Вырезаю ваш силуэт. Меня научила этому бабушка. В викторианскую эпоху это занятие было очень популярным. У бабушки был силуэт с подписью самого Эдуарте. Теперь за него дали бы кругленькую сумму. Бабушка обещала оставить силуэт мне, а в результате его получил мой кузен из Огайо.

— Вот если кто и сведет меня преждевременно в могилу, так это Рода со своими негодяями родственниками! — пожаловался Гомер.

— А у меня совсем нет родственников, и я был бы рад даже парочке негодяев, — вздохнул Квиллер.

— Так одолжите у Роды, Квилл! В первую очередь — тех, из Огайо.

— А как же… ваша тетя Фанни, которая оставила вам наследство? — спросила Рода.

— На самом деле она не была мне тёткой — только подругой матери.