Кот, который бросил бомбу - [6]

Снова поднявшись наверх, Квиллер увидел, что глаза у Полли горят, а это всегда предвещало какую-нибудь проделку или намекало на страшную тайну.

— Сядь! — велела она. — Мы должны обсудить праздничный обед в честь твоего дня рождения! Я уже заказала столик в гостинице «Макинтош» — твой любимый, напротив кованого герба из шотландского замка; и мне кажется, было бы забавно, если бы мы надели шотландскую одежду.

Для Квиллера это означало килт с тартаном Макинтошей, смокинг, спорран (сумку из меха) и кинжал, засунутый за край гольфа. Полли же наденет длинное белое платье с клановой лентой Дунканов, заколотой на плече булавкой с кернгормом, шотландским дымчатым топазом.

— Никто не узнает, что это твой день рождения. Я скажу, что мы отмечаем важный момент шотландской истории, и они подадут нам на закуску яйца, запеченные в колбасном фарше, и я разрешу тебе съесть половину моей порции.

Когда Квиллера заверили, что ему не придется задувать свечи на торте, он успокоился и согласился. А потом, после обеда, они пойдут домой и послушают хорошую музыку. У него как раз появились новые записи Джона Филда, которые ему не терпится послушать.

Позже в тот вечер Квиллер сделал в дневнике запись, отчасти объясняющую, почему перспектива празднования дня рождения повергала его в панику.

Четверг. Арчи, вспоминая наше с ним детство в Чикаго, всегда говорит, что в день рождения мне бывало паршиво. И ему можно верить. Он, как говорится, там был. И он не дурак. Даже в раннем возрасте я презирал тот дурацкий фарс, который обычно разыгрывают в день рождения: заставляют новорожденного загадать желание и задуть свечи, фальшивыми голосами поют: «С днём рождения, дорогой Квилл!»

И вот теперь, став взрослым, я вижу, что люди занимаются всё теми же глупостями, и мне по-прежнему приходится улыбаться и благодарить, вместо того чтобы обрушить блюдо с тортом им на головы.

Понимаю, мой протест выглядит несколько эксцентрично. Но я не собираюсь отказываться от своего мнения. В конце концов, всякий может позволить себе несколько мелких чудачеств, если они никому не приносят вреда и если он не нарушает закон, а также порядок в общественных местах.

Глава третья

В воскресенье днем в конце мая Хикси Райс и один из членов юбилейного оргкомитета прибыли в яблочный амбар, чтобы кое-что обсудить. Дуайт Сомерс был советником по связям с общественностью. Его фирма называлась «Сомерс и Бирд», иначе говоря «Сомерс и Борода», хотя единственная борода в фирме украшала лицо Сомерса. Квилл усадил гостей на роскошные диваны, и Хикси сказала:

— Здесь слишком удобно, Квилл! Нам не захочется уходить.

— Не волнуйся, — ответил он, — у Коко встроенный будильник — он живо выдворит вас, когда придёт время. Так что излагайте быстрее.

Обе кошки сидели на кофейном столике, плечом к плечу, умещаясь на очень большой книге в мягкой обложке.

— На чём это они сидят? — спросила Хикси.

— Их вечернее чтение — «Марк Твен для детей». На обложке — фото великого писателя в полный рост.

— У него усы как у тебя, — заметила Хикси.

— Скорее, у меня как у него.

Квиллер был большим поклонником великого писателя. Именно Твен дал миру самый короткий совет: «Если не уверен, говори правду».

— Итак, что у нас с праздником?

— Если вкратце, — ответил Дуайт, — тон тринадцати неделям празднования зададут три парада. В День поминовения[3] мы посвятим прошлому Пикакса, о котором расскажут живые картины на передвижных платформах. Главным символом станет киркомотыга, хранящаяся под стеклянным колпаком в мэрии. На параде Четвертого июля основным мотивом выбран сегодняшний Пикакс, а в День труда — будущий.

Хикси добавила:

— Я рассказывала Дуайту о театре одного актера, который ты, Квилл, устроил вокруг Великого пожара тысяча восемьсот шестьдесят девятого года.

— И как всё прошло? — спросил Дуайт.

— Мы попросили публику, — объяснил Квиллер, — представить себе, что в тысяча восемьсот шестьдесят девятом году уже существовало радио, и передали трансляцию с пожара, охватившего чуть ли не всю страну. Я изображал радиокомментатора, а Хикси занималась технической стороной вопроса: на ней были все шумовые эффекты. Хикси простонала:

— Однажды мы устроили такое шоу в подвале церкви. Был жуткий мороз. Люди сидели, завернувшись в одеяла, натянув рукавицы, надвинув на уши шапки. А диктор притворялся, будто вытирает пот со лба, и говорил, что температура воздуха не меньше ста градусов[4].

Квиллер вспомнил, как в самый драматический момент маленькая девочка прошла через сцену, направляясь в туалет.

— Несколько минут спустя она невозмутимо проследовала обратно, — сказал он. — К чести публики надо сказать, что никто не засмеялся. Но мне стоило немалых усилий сохранить серьёзное лицо.

— А что, если отыскать на антресолях побитый молью сценарий, — предложил Дуайт, — и устроить шоу для зрителей «Пикакс и я»?

Квиллер ответил, что, наверное, смог бы. Вообще-то он любил выступать перед публикой, читать текст, который сам написал, слышать аплодисменты зала.

— А сколько представлений?

Дуайт, поразмыслив, ответил, что хватит одного в каждую из тринадцати недель. В зрителях недостатка не будет.