Кот, который болтал с индюками - [22]

В конце рабочего дня вся четвёрка собралась в яблочном амбаре и выпила в честь леди Анны по бокалу вина. А потом Полли прочла стихотворение Вордсворта – то, что начинается строчками:

Словно облако, что плывёт над горами и лесом,

Я был высоко, одинок.

И вдруг взору открылось сияние –

Нарциссов сверкающий золотистый поток.

В одной из колонок «Пера Квилла» читателям предлагалось выбрать себе стихи на день рождения. Сам Квиллер остановился на Киплинге: «Если ты будешь тверд, когда толпа вокруг, безумствуя, тебя в безумстве обвиняет…»

Уэзерби Гуд, метеоролог, знакомящий местных радиослушателей с прогнозом погоды, выбрал себе Карла Сэндберга: «Туман, обувающий лапки котёнка…»

Милдред, на долю которой выпало больше, чем утверждала статистика, женских горестей, читала в свой день рожденья Лизетт Вудворт Рииз: «Жизнь коротка. Как только вспомнишь эта… Бессмысленность всех слёз ошеломляет».

Полли цитировала Вордсворта, но признавалась, что кое-где меняет слова на более подходящие: «Когда я смотрю на небесную радугу, сердце готово выпрыгнуть из груди…»

Арчи цитировал неизвестного поэта: «О лошадях заговорить решись – без непристойностей не обойтись».

Когда стихи были прочитаны, Квиллер повёз гостей в «Старую мельницу», где в вестибюле в ведёрках из-под шампанского стояли два пышных букета золотистых нарциссов. Карточки, прикрепленные к ним, гласили: «Памяти Анны Макинтош Квиллер».

– Как тебе только удалось закупить столько цветов и обойтись без лент, бантиков, ленточек и прочей мишуры? – спросила Милдред.

– Я заказал эти нарциссы в Чикаго, – ответил Квиллер, – и велел им отправить сюда, в ресторан, – для салатов.

– Квиллер всегда был мастер на выдумки, – заверил компанию Арчи, и, покончив с шутками, они торжественно подняли бокалы в «память леди Анны».

Потом принялись обсуждать день рождения Брр. Юбилейный альбом закатили аж на пятьсот страниц. Заказано двадцать тысяч футболок с логотипом, дублирующим рисунок на уличных постерах: «Брр» и «200» выписано красным на белом фоне и обрамлено синим спасательным кругом. Новость: Джон Бушленд снова собирается жениться, и молодые поселятся в доме Тельмы. После этого Полли рассказала о возможностях предварительного подсчёта книжных продаж с учётом площади торгового помещения, а Квиллер сказал, что сценарий «Великого урагана» будет готов к субботней репетиции, даже если ему придется просидеть над ним до утра.

Трудовые будни продолжались. В субботу Квиллер закончил работу над «Великим ураганом» и, когда Торнтон позвонил из Центра искусств» предложил ему одолеть разделяющие их несколько метров и прослушать всю пьесу целиком, от начала и до конца.

Квиллеру предстояло справиться не только с художественным чтением, но и с кнопками магнитофона, запускающими ленту с голосами «свидетелей» и шумовыми эффектами. Точность воспроизведения была ниже, чем требуется на спектакле. Но, несмотря на все погрешности, Торнтон решительно заявил, что театрализованный рассказ захватывает и заставляет поверить в подлинность происходящего. Квиллер пробовал возражать, но… в душе был уверен, что так оно и есть.

Они с Полли договорились пропустить еженедельное субботнее свидание. Она углубится в психологические тонкости расстановки книг, а он морально подготовится к назначенной на завтра репетиции.

Но в воскресенье утром позвонил Гарри Пратт и срывающимся от волнения голосом заверещал в трубку:

– Квилл! Ты не поверишь! Только что позвонила Лиша. Из Милуоки! Не сможет приехать на репетицию. Ну не гадючка ли! Говорит, что проводит какое-то разыскание по твоей просьбе и оно требует больше времени, чем она думала. Врёт, что ли?

– В общем, нет. Но речь шла о пустяках, и ради них не стоило пропускать репетицию.

– Она велела тебе передать, что раскопала что-то сенсационное.

На это Квиллер неопределённо хмыкнул.

– Квилл! А ты в наши края не собираешься? Я тут в затруднении, прямо не знаю, как быть. Максина сказала, что надо бы обсудить всё с тобой.

– Что-то случилось?

– Ну как сказать… и да, и нет.

Подобная неопределенность могла вывести рассудительного Квиллера из себя, поэтому он не стал подавлять возникшее вдруг желание как можно скорее разделаться с бургером, приготовленным по рецепту отеля «Пирушка».

– Что это с тобой? Выглядишь как медведь-шатун! – сказал он Гарри, входя в бар.

– Всю ночь глаз не сомкнул, – ответил тот. – Гвоздём засел в голове разговор Лиши с Люшем. Понимаешь, сидели тут и болтали, что она скоро станет хозяйкой Маунт-Вернона и превратит его в гостиницу «Поспи-поешь», а на задах выстроит кондоминиум. Сначала пропустил это мимо ушей: о чём только люди не треплются в барах! Но вчера вечером вдруг пришло в голову: ба! а вдруг она это серьёзно? Знаешь историю про то, как пьяница божился в баре, что взорвёт ратушу, и ему, разумеется, никто не верил…

– А он взял и взорвал, – докончил Квиллер. – Классическая ситуация.

– Вот именно. А теперь вникни: старая дама переселилась в «Уголок на Иттибиттивасси», чтобы – когда понадобится – за ней был надлежащий уход. Кто знает, долго ли она проживёт? И кто помешает внучке осуществить задуманное? При одной мысли, что историческую ценность начнут использовать как доходный дом, душа обмирает. Такое красивое здание!.. Не зря же ею называют жемчужиной в созвездии особняков на Парковой дороге. Самое подходящее место для отеля! – В голосе Гарри слышалась горечь. – И в школе мне эта Лиша не нравилась! Избалована до небес. Собственная машина. Водительские права для несовершеннолетних. Всегда отличные отметки. Но… никогда никаких свиданий. Парни на дух её не выносили.