Кот Баюн и чудь белоглазая - [35]

— Я тебе предсказал? Предсказал. Я ухожу? Ухожу. Сейчас выпью чашу фалернского, положу в перемётную суму старый золотой венок, завернусь в рваную тогу и пойду бродить простым босяком по весям и градам. Деньги давай.

Кот Баюн запустил в мешок лапу, долго шарил, замирал — дескать, ничего там нет, потом опять погружал лапу, наконец, что-то нашарил на самом дне. Вздыхая и возмущённо мурлыча, древний Кот достал на белый свет потёртую золотую монету с изображением всадника.

— И это всё? — запричитал Фавн. — Да я тебе ДАРЮ бочку волшебного вина, которое никогда не убывает, которую я последней волшбой…

Дерзновенную речь козлоногого прервал могучий пинок, который стремительно переместил сатира, сжимающего в руке монету гмура, не только за пределы комнаты, но и сеней. В конце траектории Фавн приземлился на крыльцо, с прикушенным языком, монетой в руке и хитрым выражением, застывшем на рыльце.

Кот удовлетворённо похлопал лапой о лапу, подошёл к столу. Налил себе кружку магического вина, медленно выпил. Через несколько мгновений за столом стоял довольный Коттин, взлохмаченный и пьяный. Он подошёл к окну и выглянул во двор — там Фавн выделывал странные пируэты — скакал, словно обезумевший козёл. Наконец, сатир разжал кулак с золотой монетой, и, скрипнув зубами, бросился в дом. Коттин заметил на ладони сатира огромного шмеля. Ухмыльнувшись, мужчина обернулся Котом — волшебство пока действовало.

Фавн вбежал в комнату, бешено вращая глазами, с больших коричневых губ его капала пена, — Обманщик! Что ты мне подсунул? Это же грязная магия!

Баюн захихикал, опустив голову и закрыв глаза лапами, — Ну, гмур, ну жулик! Обманул всё-таки Кота! Вместо монетки подсунул обманку! А если бы Баюн сунулся с этим делом в корчму? А хозяйкой была бы, скажем, рыжеволосая красавица? Вот бы Коту позор был!

— Деньги на бочку, тьфу, за бочку! — попытался снова заорать покусанный сатир, но в его мордочку моментально упёрся кулак с когтями вместо пальцев.

— Не угомонился? Ты мне тут целую деревню испортил! Да, с тебя, брат, за такие мерзкие проделки полагается вено! Не вино, а вено! Ты явишься, как только я тебя позову, и поможешь мне. Два раза, а не один! Кстати, гони монету! — заявил Кот.

— Договорились, — простонал Фавн, с изумлением наблюдая золото на своей ладони.

— А теперь — убирайся вон с чудских земель, пока цел! — и новый могучий пинок заставил совершить Фавна ещё один полёт за пределы жилища.

— О, боги-олимпийцы! Гнусный котяра ограбил старого больного сатира! Да я… да я все селения обойду! Я опять сотворю вино! Пойду в племя водь, там одна знакомая бабка-водка гонит такое… наикрепчайшее! Вы у меня ещё попляшете! — голос козлоного удалялся, и, наконец, затих в лесной чаще.

Кот Баюн некоторое время прислушивался, затем спрятал монетку и с удовлетворением на морде оглядел горницу старого пама.

Стефан всё ещё спал под воздействием волшебного напитка, разбудить его до утра, по мнению Кота, не представлялось возможным. Кика неслышно лежала под одеялом, уткнувшись в матрац и положив поверх головы подушку, очертания её форм явственно проступали в свете огня.

— Мыр-мыр-мыр, — Баюн танцующей походкой, потирая мягкие лапы и улыбаясь страшной пастью с многочисленными острыми зубами, подбежал к ложу. — Кто это тут у нас спрятался? Сейчас я её съем!

Кот зацепил когтем одеяло, стянул его, обнажив молодую женщину, покрытую от страха мелкими капельками пота. Кика сжала ноги и обхватила руками затылок, мечтая провалиться сквозь землю. Ну, их, этих любовников!

Баюн схватил Кику за лодыжки, легко перевернул на спину и придвинул к себе. Она открыла глаза, увидела усатую морду с горящими зелёными глазами, приготовилась визжать. Вот страсть-то! Лучше синяк под глазом от козлоногого.

— Тьфу ты, дура какая! — Кот наклонился, что-то зашептал на ухо распутной бабёнке. Кика поначалу притворно округлила глаза, потом закивала головой.

Баюн повернулся, налил две кружки фалернского из нескончаемой братины, подал одну Кике. Выпив вино и утерев усы пухлой лапой, Кот обнял женщину за плечи, полез щекотать усами груди, весело смотрящие розовыми сосками в разные углы комнаты. Кика выпила, пьяно захохотала, легла тёплой щекой на одеяло, выпятив пухлую задницу. Она не заметила момент превращения, не увидела ледяных глаз Коттина. Древний странник звонко похлопал её по круглым ягодицам, одновременно снимая кожаную куртку.

— По праву захватчика города, — проворчал он, решив всё же снять и красные сапоги. — Положено. Как правило, на спину.

Вскоре, второй раз за вечер дом пама огласился громкими стонами.

В полной тьме, свалившейся на деревню раньше обычного — из-за чёрных туч, набежавших на небо, в дом, где засел Коттин, сползались все пьяницы Гранёнок. Худые беззубые бабы в лохмотьях, грязные мужики с заросшими щетиной лицами. Остекленевшие глаза без следа мысли, язвы на босых ногах, сногсшибательная вонь немытых тел, казалось, не смущали Коттина. Довольный жизнью Коттин сидел на скамье, за его спиной лежала полуодетая Кика.

Бывший Кот налил полную братину волшебного вина, предварительно повелев перетащить Стефана в амбар. Толпа спившихся селян пошатывалась перед Коттином, дыша перегаром. У каждого в руке была деревянная кружка или глиняная крынка — сосуд для пития не забыл никто.