Костры на башнях - [5]

— Что он болтает? — нетерпеливо потребовал перевода Эбнер.

— Я его предупреждал, — отозвался Амирхан. — А он все бубнит, что нет денег. Таких надо убивать как бешеных собак.

Он не стал дожидаться, что по этому поводу скажет командир отряда, от себя лично решил заявить:

— Никто из вас не унесет отсюда ноги. А лично тебя, осел упрямый, я повешу в центре села.

— Грозился и управляющий твоего отца, — в меру хладнокровно ответил старик. — А вышло совсем по-другому.

— Ты еще смеешь рот открывать?!

Татарханов бросился к старому крестьянину и ударил его по обнаженной голове рукояткой револьвера; старик прижался спиной к невысокому частоколу, у которого они стояли, и тихо стал сползать на землю.

Эбнер покосился на залитое кровью лицо крестьянина, а затем перевел взгляд на Амирхана, бледного, напуганного тем, что свершил. «Дикий народ», — подумал Вильгельм с опаской.

— Солдаты, — обратился он к ожидающим действий воякам, — жара становится невыносимой. Здесь нам делать нечего. Но вам нужны небольшие радости. Да. Я это помню…

Эбнер смотрел в сторону домов, расположенных один от другого на небольшом расстоянии и утопающих в густой зелени фруктовых деревьев. Он медлил, словно раздумывал: отдавать ли это последнее распоряжение либо воздержаться? Из некоторых домов вышли женщины и дети и тревожно смотрели на незваных гостей. Нет, не они удерживали его, не на них продолжал он неотрывно смотреть, а на потяжелевшие от плодов ветви; его поражало разнообразие фруктовых деревьев, обилие плодов — ветки гнулись под их тяжестью.

— Осмотрите дома. — На худом, прихваченном загаром лице Эбнера натянулась порозовевшая кожа, заходили на скулах желваки. — Берите все. И скот. Остальное сжечь.

— Постойте! Вы что?! — воспротивился Татарханов. — А мои дома? Мое предприятие…

Эбнер бросил с отвращением:

— Яволь! Идите с ними!

Амирхан сделал шаг и остановился в нерешительности.

В это время из-за огромной скалы на краю села раздались выстрелы. Пронзительно взвыли пули, унося в голубую высь протяжные звуки. Это вступила в дело группа, которую вел Тимофеев.

Одна из красноармейских пуль просвистела над головой Амирхана и, точно саблей, срезала ветку с тяжелыми подрумяненными грушами. Татарханов бросился в сторону теснины, которая начиналась в нескольких метрах от него. Сделав шаг-другой, остановился: куда это он бежит очертя голову? На глазах у немцев труса празднует!

С вершины скалы, чем-то похожей на сторожевую башню, поднялся в синее небо столб черного дыма.

— Господин офицер, смотрите, мы окружены! Костры горят! Костры! Это сигнал! — испуганно предупреждал Татарханов.

Эбнер не обращал на него внимания, он с небольшой группой солдат уже укрылся во дворе крайнего к теснине дома.

— Дикий народ! — ругался офицер обозленно и неожиданно сообразил: — Гоните всех на улицу! Всех под пули! Под пули!..

Солдаты врывались в дома, выгоняли женщин и детей, Они испуганно сбивались кучками, плакали от ужаса…

— Осторожнее! — предупреждал красноармейцев Тимофеев. Он нервничал: как стрелять по немецким солдатам, если под пулями окажутся женщины и дети. — Обходим село слева.

Бойцы пытались приблизиться к укрывшимся немцам, чтобы стрелять по ним наверняка, но при перебежках опрометчиво открывались и попадали под пули врагов.

Но вскоре вступили в бой бойцы второй группы, которую возглавлял Алексей Соколов. Они стали обходить село с правой стороны.

— Смотрите! Красные окружают! — Татарханов норовил принять участие в бою, но оружие ему не подчинялось — дрожали руки.

— Уходите в сад! — бросил Эбнер сердито, казалось, пытался от него избавиться.

— А вы? — Без немцев Амирхан уходить не хотел. Эбнер не ответил, не до него теперь было: он целился в командира, вырвавшегося вперед. Но то ли разнервничался, то ли и его, офицера, охватила тревога, то ли устала рука, одним словом, никак не мог взять ровную мушку. Наконец выстрелил, и ему показалось, что он попал в цель. Однако командир пошатнулся, как если бы задел кого-то плечом на ходу, и продолжал бежать. Эбнер зло сплюнул под ноги.

Соколов тем временем скрылся с бойцами за валуном. Из глубины сада застрочил пулемет. Полетели в германцев гранаты.

«Чего я медлю?!» Татарханов понял, что тянуть больше не следует, если он не намерен попадаться в плен — итог боя ему был ясен. Он перепрыгнул через невысокий забор и оказался за кустарником. Здесь присел, подождал, пугливо осмотревшись, кинулся убегать задами…

Часть первая КОСТРЫ НА БАШНЯХ

Глава первая

Шел второй год войны…

Вести с фронта поступали неутешительные. Виктор Соколов отошел от репродуктора, который висел на стене длиннющего застекленного коридора военного госпиталя, находящегося в сосновом бору под Москвой, и, когда окончилась сводка, не спеша направился, чуть прихрамывая, к себе в палату. «Создалась непосредственная угроза прорыва противника в глубь Кавказа…» — повторил он про себя с горечью. Его обогнала медсестра; рядом с ним, крупным молодым мужчиной, девушка казалась маленькой, хрупкой. «Вас вызывает главврач», — сообщила она.

Виктор постоял еще немного, провожая девушку рассеянным взглядом; он продолжал осмысливать то, что только что услышал по радио, и смысл слов медсестры дошел до его сознания немного погодя, когда она удалилась. Тем не менее Виктор не торопился идти к главврачу, чувствовал: ничего хорошего тот не скажет. Вчера сделали снимок ноги, — наверное, ничего утешительного, если вызывают. Как говорят матросы, спишут на берег. После печальной сводки стоит ли усугублять и без того испорченное настроение? Поколебавшись, однако, пришел к выводу, что идти все-таки придется: чему быть — того не миновать.