Кости - [38]

— Началось все с амфетаминов, — напомнил Майло.

— Началось, да, — согласилась Беатрис Ченовет. — Во что еще она впуталась, я не знаю; вероятно, тут вы можете рассказать мне больше, чем я вам.

Майло ничего не ответил.

— Я хочу знать, лейтенант.

— Судя по протоколам ее арестов, проблемы были в кокаине и алкоголе, мэм.

— Да, алкоголь, я так и знала. Ларлин однажды арестовали за то, что она напилась.

Дважды. Но Майло не стал ее поправлять.

— Она связывалась с вами после своего ареста?

— Вы имеете в виду, не просила ли она у меня помощи с залогом? Нет, она сказала мне об этом только впоследствии.

— Кто-то другой внес за нее залог?

— Она сказала, что внесла его сама, лейтенант. Именно за этим и звонила. Похвастаться. Я спросила ее, откуда она взяла деньги, а Ларлин только рассмеялась, и мы… поспорили. Полагаю, я и тогда знала, чем она зарабатывает на жизнь. Просто решила притвориться, будто не знаю.

Она откашлялась.

— Принести вам воды, мэм? — предложил Майло.

— Нет, спасибо. — Беатрис коснулась своей шеи. — Дело не в жажде.

— Мэм, что вы можете сказать нам о друзьях Ларлин?

— Ничего, — коротко ответила женщина. — Она не посвящала меня в свою личную жизнь, а я, как уже сказала, не хотела знать. Это звучит как равнодушие, да, лейтенант?

— Конечно, нет…

— Это не было равнодушием. Это была… адаптация. У меня еще три дочери и пятеро внуков, которым требуется мое внимание. Я не могу… не могла… — Ее голова снова склонилась. — Каждый консультант, с которым мы говорили, утверждал, что Ларлин должна нести последствия за свои действия.

— А консультантов было много? — спросил я.

— О да. Сначала из школы. Потом мы обратились в клинику, которую порекомендовала наша страховая медицинская организация. Там был славный индиец, доктор Сингх. Он сказал то же самое. Ларлин должна захотеть измениться. Он предложил мне и Хорасу пройти несколько сеансов, чтобы научиться с этим справляться. Мы согласились, и это оказалось полезно. Потом он умер. Хорас, я имею в виду. Инсульт. Месяц спустя, когда я пыталась связаться с доктором Сингхом, мне сказали, что он вернулся в Индию. — Она нахмурилась. — Очевидно, здесь он был в качестве интерна.

— Вы можете назвать нам кого-нибудь из тех, кто был знаком с Ларлин? — осведомился Майло.

— С тех пор, как она выбрала тот образ жизни — нет, я никого из них не знала.

— Сколько ей было, когда она…

— Шестнадцать. Она бросила школу и сбежала; звонила, только когда ей были нужны деньги. Она была боевой девушкой, лейтенант. Вы можете сказать, что она могла бы одолеть проклятую тягу к наркотикам…

— Это бывает очень сложно, мэм.

— Знаю, знаю. — Длинные костлявые пальцы Беатрис смяли черную ткань брюк. — Когда я сказала «боевая», я имела в виду буквальный смысл этого слова, лейтенант. Ларлин не останавливалась ни перед чем ради своей цели. Иногда отцу приходилось утаскивать ее из дома, чтобы она остыла. Один раз Ларлин так сильно ударила свою маленькую сестру, что едва не свернула ей шею, и Шармейн потом долго мучилась от боли. Дошло до того — Боже, прости меня за эти слова, — что мы были благодарны, когда Ларлин перестала к нам приезжать.

— Я могу понять это, мэм.

— А теперь кто-то поступил плохо с ней. — Женщина встала и разгладила свои брюки. — Мне надо немного успокоиться, а потом я позвоню сестрам Ларлин, и им придется придумывать, что сказать своим детям. Это уже на их усмотрение, я хочу лишь хорошо проводить время вместе с внуками… Не будете ли вы любезны уйти?

Глава 14

— Похоже, участие Дюшена — веский фактор, — сказал Мо Рид, пока мы ждали, чтобы женщина вернулась из туалета.

Мы с Майло сидели на оранжевой пластиковой скамье в забегаловке, где подавали курицу и блинчики, на бульваре Авиэйшн. В кафешке пахло палеными перьями и горелым жиром; то и дело помещение сотрясал рев реактивных двигателей, заставляя дребезжать грязные стекла и угрожая обрушить штукатурку с покрытого потеками потолка.

Перед нами стояли три нетронутые чашки с кофе, бурую поверхность жидкости затянуло радужной масляной пленкой. Женщина заказала хрустящие бедрышки и крылышки в сладком соусе, двойную порцию вафель с корицей и большой стакан апельсиновой газировки. Она прикончила одну тарелку курятины, заказала вторую и умяла половину сладостей перед тем, как ей понадобилось отлучиться «по женским делам».

Ее звали Сондра Синди Джексон, и она называла себя Син[18]. Двадцатитрехлетняя чернокожая женщина с красивым лицом, скорбными глазами, длинными острыми ногтями, накрашенными синим лаком и частично выложенными блестками. Зубы у нее были ровные, но на левом резце блестела золотая коронка. Сложная прическа из дредов явно тестировала на прочность теорию струн.

Син была восемнадцатой проституткой, которую Мо Рид расспрашивал за два дня прочесывания «горячей зоны» аэропорта, и первой, которая утверждала, что знает нашу неизвестную Номер Три.

Она была сложена, как танцовщица, но аппетит у нее был потрясающий. Пока что Син только флиртовала, поглощала еду и прикидывалась невинной овечкой.

Рид ерзал от нетерпения, Майло излучал буддистское спокойствие.

За те же сорок восемь часов он принял бесчисленное множество бесполезных звонков, ничего больше не узнал о Большой Лоре Ченовет, не сумел найти родных Шералин Докинз где бы то ни было в Сан-Диего, в округах Ориндж и Лос-Анджелес. Подобные вещи часто истощали его терпение, но иногда срабатывали в обратную сторону.