Кости Авалона - [58]

— Джон… что, черт возьми…

О нет, только не это!

— …тут происходит?

Я обернулся. Роберт Дадли, полураздетый, стоял, держась за обломки стены, — лицо взмокло от пота, глаза словно грязные пятна. Я хотел закричать ему, чтобы возвращался в трактир, но не смог произнести ни звука. Образ расплавленной свечи, как чудовищное подобие Гластонберийского холма, затмил мне разум.

И тогда… именно тогда я понял, — испытав при этом одно из самых необычных, самых болезненных ощущений за всю свою жизнь, — что этот город зажил во мне какой-то нечестивой, порочной жизнью.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Хотя полукруг Луны помещается над солнечным кругом и может показаться главенствующим над ним, нам все же известно, что Солнце — господин и король. Мы видим, что Луна по форме и свойствам соперничает с великолепием Солнца — что для простых людей очевидно, — и все же чело, либо полусфера, Луны лишь отражает солнечный свет. Она до того сильно стремится напитаться его солнечными лучами и обратиться в самое Солнце, что по временам совершенно исчезает с неба и появляется снова лишь несколько дней спустя. Потому мы обозначили ее фигурой «Рога».

Джон Ди.

«Монас иероглифика»

Глава 20 НАША СЕСТРА

— Жена, — сказал Дадли. — Семеро детей.

Оконное стекло окрасилось розоватым светом, тихий закат разлился над землей молочной зарей.

— Пятеро сыновей, — добавил Дадли. — Две дочки.

Я редко видел его в таком настроении. Еще слишком слабый, чтобы ходить, он сидел на краю постели, дрожа от холода и душевных переживаний.

— Служил младшим конюхом у отца, когда я был ребенком. Клянусь, он отдал бы жизнь за отца — пошел бы на плаху вместо него. Преданность, Джон. Непоколебимая преданность. — Дадли шумно всосал воздух сквозь зубы, что, должно быть, причиняло боль его воспаленному горлу. — К черту Кэрью. Если я первым поймаю этих ублюдков, прибью их на месте, покрошу на куски…

Дадли захныкал, точно ребенок, понимая, что не смог бы срубить и тростинки. Обнаженный наполовину клинок лежал на полу, будто Дадли не хватило сил даже вынуть его из ножен.

Я подошел к окну и выглянул на главную улицу, где собралась толпа женщин, глазевших на то, как у ворот аббатства спешиваются всадники — уэльские коннетабли Файка. Тело Мартина вместе с внутренностями убрали во флигель аббатства до приезда Кэрью из Эксетера.

Я повернулся лицом к залитой розовым светом комнате. Пришло время исповеданий.

— Я отправил его назад, — сказал я. — Вчера. Он шел за мной.

— Хм. Как преданный пес.

Дадли шмыгал носом, плечи дрожали, и я заметил, что убийство Мартина Литгоу увязалось во тьме его болезненного сознания с казнью отца и мрачными воспоминаниями о несправедливых смертях. Дадли многое повидал за свои двадцать семь лет.

Наконец он посмотрел на меня, не стыдясь слез.

— Литгоу всегда было за кем присматривать. После смерти отца его место занял я. Когда я слег с лихорадкой, бедняга пошел приглядеть за тобой.

— А я отправил его назад.

Пальцы рук скрестились у меня за спиной.

— Ради бога, Джон, как ты узнал?

Этого могло бы и не случиться, но какое это имело значение? Стечение обстоятельств. Что побудило меня отправить этого несчастного на самую жуткую, самую гнусную смерть, так это…

Некое незрелое чувство к Элеоноре Борроу. И знаете, что хуже всего? Самое худшее то, что Дадли — иначе он не был бы Дадли — понял бы мои побуждения.

— Куда ты послал его, Джон?

— Назад в трактир. Проследить… чтобы ты пил достаточно много воды.

Знаю. Я знаю. Но если б я сказал, что поручил Мартину разыскать кузнеца, Дадли помчался бы по улицам, как прокаженный, пока не нашел бы того кузнеца сам.

— Не помню, — сказал он, сжимая руками голову. — Не помню, чтобы он возвращался. Тогда я видел его в последний раз, и я не помню.

— Ты, наверное, спал. Тебе надо поспать еще.

— Не могу… — Голова его опустилась ниже. — Не могу даже представить. Что… ради бога, что Литгоу делал в аббатстве среди ночи?

— Возможно, это случилось и не среди ночи. Он лежал там несколько часов.

За какое время сгорает свеча? Сколько времени она находилась там? Или кто-то позднее вставил ее в рот трупа? Пожалуй, только сумасшедший сделал бы это… да и было ли такое возможно, ведь если бы тело оцепенело, челюсти сжались бы намертво.

— А что ты делал там, Джон? Какой черт потащил тебя в это аббатство?

— Не спалось.

— Ты пошел туда в одиночку… оттого, что тебе не спалось?

Можно подумать, Дадли не сделал то же самое в предыдущую ночь. Но ложь и полуправда утомили меня. Я решил выложить ему все.

— Аббат, — начал я. — Говорят, аббат не может обрести покой.

— Кто говорит?

— Ковдрей. И если его можно увидеть там… я хотел его увидеть.

Дадли недоуменно смотрел на меня. Я нехотя встретил его взгляд.

— Господи, почему-то все видят их. Королева, ты… все, кроме меня. Увы. Горестное признание получеловека.

С улицы донесся задорный гул рога, за ним последовал громкий хохот. Кровь взыграла, охота началась.

— Погоди, давай-ка внесем ясность, — предложил Дадли. — Так ты пошел на эти руины, чтобы вызвать духа последнего аббата?

— Нет! Я не заклинаю духов. Я этим не занимаюсь. Я только хотел…

Моя смелость иссякла. Дадли повалился на подушку и уставился в потолок.