Костер на горе - [11]

Сердце мое упало, когда я выслушал эти тихие слова, звучавшие как панихида. Нечего было возразить. Взгляд Лу оставался какое-то время тяжелым и безрадостно серьезным; вдруг вспыхнула улыбка, темные его глаза зажглись, он подъехал и стукнул меня по спине.

— Эй, напарник, сотри с лица похоронную мину! Выше голову. Конец света еще далеко. — Он пристально глядел на меня, пока не заставил поддаться его заразительной веселости. — Так-то оно лучше. Боже, да ты, Билли, минуту назад был уныл на манер тех приказчиков в Альбукерке. Давай-ка теперь поднажмем навстречу старику.

Мы пришпорили лошадей и довершили свою половину кругового маршрута. Ни следа Лентяя не обнаружили и встретили деда с другой стороны от ветряка.

— Ну? — спросил он.

— Ни следа, — ответил Лу.

— Да я и не ждал, что сыщем. Он все еще где-нибудь по холмам носится, оглашенный. А ну-ка насосемся воды и помчимся к самому небу.

Повернули к ветряку. Жарило все заметней. Уже я заприметил первый смерч над пустыней, столб пыли бешено кружился несколько секунд, врезался в гигантскую юкку и сник. Пить хотелось мне до того, что рад был нюхать воду.

Я перевесился через борт железного чана, уже разогретого солнцем, снял шляпу и окунул голову в воду. Нырнув так, открыл глаза и стал рассматривать таинственные зеленоватые глубины, где сонно шевелились головастики среди кудрявых водорослей.

 Дед, подняв мокрое лицо от чана, вытерся рукавом, отвязал коня и резко вскочил в седло. Без единого слова направился к разбитому проселку, ведущему в горы. Обернувшись, сверкнул глазами,

— Так! Вы едете или вся работа на мне?

Мы сели верхом и заспешили вслед.

— Хорош денек, — сказал дедушка, когда мы ехали плечом к плечу по узкой дороге, и прищурился на взгорье над нами, на линию гранита под небом безумно сочной голубизны, ни облачка не виднелось в текучем воздухе. — Мы разделимся у развилки на южном гребне.

— Обязательно, — сказал Лу.

— Держи ушки на макушке, Билли.

— Да-да. — Я усердно глядел по сторонам. С ростом высоты менялась растительность, кустарник пустыни уступил место рощам сосен, можжевельника, зарослям глянцевитого карликового дуба. Чувствовался сладкий запах смолы и хвои, откуда-то сверху доносился возбужденный гвалт соек. Некоторые из можжевельников были сплошь усыпаны бирюзовыми ягодками, я отщипнул одну и надкусил — была она жесткая, горькая и пахла скипидаром. Я выплюнул эту ягоду. Рубаха начала прилипать к телу, я выпростал ее подол.

Вот и тот пункт на склоне, где малозаметная тропа ответвляется влево. Проселок, которым мы ехали, продолжался прямо вверх, к Ворьей горе. Дед остановил коня, оглядел окрестность. Посмотрел на меня и на Лу.

— Я возьму тропой, — сообщил он. — А вы, ребята, держитесь дороги. Встречу вас вечерком у клетушки. — Он похлопал меня по плечу, развернул коня и затрусил по извилистой тропе, скоро сосны скрыли его от наших глаз.

— Твой дед — великий человек, — стал толковать мне Лу, — самый замечательный из всех, кого я знаю. Но пойми, такие уж они, старого закала, — коль вобьют себе что в голову, то накрепко. И слишком гордые они, чтоб сознаться, если не все идет по-ихнему. Так-то, Билли. Только ему не проговорись, запомнил?

— Я ни дыхом не проговорюсь, Лу.

— Вот это напарник так напарник. Ну, айда глянем, как тут горы обходились, пока нашей помощи не было.

Горы обходились отлично. Каменья и выступы, искрящиеся жилами шпата и кварца, были ярки, чисты и крепки, смотрелись под солнцем такими свежими, хоть ешь, такими новенькими, будто сотворены лишь накануне. Сладостно пахло можжевельником, высились стройные голоствольные сосны, с иглистых лап кедровника свисали зеленые упругие шишки, щедрый урожай орехов будет вызревать все лето и поспеет в сентябре. А среди и поверх деревьев оживленно сновали сойки, зяблики, сороки, корольки, мухоловки, пересмешники и дятлы, каркали там и сям несколько иссиня-черных воронов, а поверх всех и вся, тысячью футов выше, плавал в восходящем потоке теплого воздуха одинокий ястреб. Цветы поднимались меж колей проселка, из трещин и вымоин в камнях и повсюду в вечнозеленой поросли; редко стоящие юкки, поменее тех гигантов на равнине, были одни в цвету, другие засохли. Я выломал изящную стрелку из засохшей юкки и ехал, держа ее как пику, воткнув задним концом в стремя. Сержант федеральной кавалерии Вильям Старр мчится к оплоту апачей, мчится в сопровождении одного-единственного разведчика.

— Держи-ка эту штуку подальше от моих глаз, Билли.

— Прости. — Я перекинул пику на другое стремя.

— Благодарю. Скажи, ты слышишь то, что я слышу?

— А именно?

— Ну-ка, остановимся. — Остановились. — По-моему, слышен джип.

Мы старательно вслушивались. Я ничего не мог разобрать, кроме тяжких вздохов лошадей, вороньего карканья, легкого мерного дыхания деревьев.

— Не слышу такого.

— И я теперь нет. Но слышал минуту назад.

Опять напрягли слух. На этот раз мы оба различили верещание мотора джипа, исходившее из-за преграды холмов. Близящееся.

— Как они сюда попали? — удивился я. — Этим-то путем они не поднимались. — На проселке следов от джипа не было.

— Мне понятно. Они, должно быть, пробрались той старательской тропой, которая идет через зону,